Принимаю, как могу, и добро, и горе, загораю на снегу, мерзну в теплом море. И, наверное, не зря я душой немытой лишь с позиций живота понимаю сытость. Помню в детстве ото всех в уголку, за печкой ограждал свой край земли запрещенной свечкой. Деньги, муж-жена, все – в дом, где тебя не знают, партбилет, все – на потом, свое место в стае… Не заметишь, как согнет жизнь в павлиньих перьях… Одиночество. Диван. Куры. И деревня.
Вдруг преждевременность ты обнаружишь в прошлом, Воспоминания – зови и не зови – нет целого, Лишь случаи одни… Как много их, непрошеных, но званых Встречали, торопя прощанья миг… И будет время многих писем рваных И тел без всякой ауры – чужих.
