«Новейшая русская литература, на первый взгляд, дает в руки оппонентов марксизма неотразимое оружие: она доказывает, по-видимому, самым блестящим образом, доказывает, как дважды два – четыре, полнейшую невозможность связывать «идеологические» течения с «материальной подпочвой». Социальная действительность говорит о ликвидации «феодального» хозяйства и о завоевательных успехах капиталистической буржуазии. Литература, напротив, стоит под знаком воз
«Мы будем говорить о положительных сторонах чеховского миросозерцания. До сих пор весьма значительная часть читающей публики, в своих суждениях о Чехове, упорно держится того взгляда, что заключить о положительных идеалах названного писателя нельзя за неимением достаточных данных. Чехова считают объективным художником-фотографом, смотревшим на жизнь оком беспристрастного наблюдателя, стоявшим вне всяких партий, отказывавшимся излагать свои личные
«В «Северных цветах» помещено более 60 небольших стихотворений: не все они хороши, бесспорно; но если бы рецензента спросили, что кажется ему всего лучше, он затруднился бы в выборе. Кажется, первое место должно отдать следующим пьесам: «Демон» (А. С. Пушкина) – у нас только Пушкин может высказывать такие истины и в таких стихах: они невольно врезываются в память…»
«Прелесть нового творения Пушкина, несправедливость наших журналистов, которые, воздавая неумеренные похвалы своим содругам, с холодностью, мимоходом упомянули об издании «Онегина»; желание показать читателям, какими причинами можно оправдать издание одной песни «Онегина» и отвратить обвинения в подражании, чем укоряют некоторые критики, и словесно и печатно, нашего поэта, – вот что руководствовало мною, когда я писал небольшие, больше библиограф
«Свободная, пламенная муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых критиков нашей словесности. Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа пиитики, изданной в таком-то году, поэма Пушкина не поэма и что можно доказать это по всем правилам полемики, новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шепот их и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказате
«Скажем, что новая драма г-на Кукольника весьма печалит нас. Никак не ожидали мы, чтобы поэт, написавший в 1830 г. «Тасса», в 1832 году позволил себе написать – но, этого мало: в 1834 г. издать такую драму, какова новая драма г-на Кукольника: «Рука Всевышнего Отечество спасла»! Как можно столь мало щадить себя, столь мало думать о собственном своем достоинстве!…»
«Долго ожидали мы Истории отечественной, сочиняемой Карамзиным, долго занимался сей почтенный муж важным творением, которому суждено было первое место в российской литературе. И вот уже совершилось восемь лет, как сей памятник ума и познаний историографа представлен суду ученого света!…»
«Явилась История государства Российского, сочинение Карамзина. Никогда не отдавал ей издатель В. Е. никакой справедливости, называл других журналистов солдатами, которые отдают честь проезжающему генералу (В. Е. 1818 г., XVIII, с. 125), точно так же, как называл он Карамзина за его записку о достопамятностях московских – плаксивою пташкою …»
«Означив в заглавии статьи все двенадцать томов «Истории государства Российского», мы не хотим, однако ж, предлагать читателям нашим подробного разбора сего замечательного творения, не будем следовать за творцом его подробно во всех отношениях, рассматривать «Историю государства Российского» с общих и частных сторон и сочинителя оной как историка и палеографа, философа и географа, археографа и исследователя исторических материалов…»
«Эта небольшая книжечка одолжена бытием странному явлению, которое в конце прошедшего года показалось в «Московском Вестнике». Г-н Арцыбашев с самого появления Истории государства Российского объявил жестокую войну великому творению Карамзина. Он находил некогда приют в «Вестнике Европы», издатель которого не жалует Истории Карамзина наравне с стихами Жуковского и Пушкина; потом г-н Арцыбашев переносил свои батареи в «Казанский Вестник» и наконец
«Карамзинское образование в детстве, а потом подчинение Байрону в юности – вот два ига, которые отразились на всей поэзии Пушкина, на всех почти его созданиях доныне, а карамзинизм повредил даже совершеннейшему из его созданий – Борису Годунову…»
«Долго ожидали мы Истории отечественной, сочиняемой Карамзиным, долго занимался сей почтенный муж важным творением, которому суждено было первое место в российской литературе. И вот уже совершилось восемь лет, как сей памятник ума и познаний историографа представлен суду ученого света!…»
«Постоянный, нескольколетний труд г. Раича кончен: «Освобожденный Иерусалим» переведен им вполне; первая часть (в которой помещено пять песен) издана; три остальные части печатаются и скоро выйдут в свет. Любезный поэт со всею скромностию, признаком истинного таланта, предлагает труд свои суждению критиков и благосклонности публики…»
«Почетное мѣсто занимаетъ между литераторами Русскими почтенный о. Іакинѳъ, и безспорно, первое между оріенталистами Русскими по своимъ практическимъ и полезнымъ трудамъ. Отнюдь не думаемъ мы унижать нашими словами другихъ почтенныхъ людей, занимающихся y насъ Востокомъ и его языками и литературами, каковы г-да Френъ, Шмидтъ, Ковалевскій, Сенковскій, и другіе…»
«Мы сказали мнение наше о литературных достоинствах г-на Гоголя, оценяя в нем, что составляет его бесспорное достоинство. Повторим слова наши: «Никто не сомневается в даровании г-на Гоголя и в том, что у него есть свой участок в области поэтических созданий. Его участок – добродушная шутка, малороссийский жарт, похожий несколько на дарование г-на Основьяненки, но отдельный и самобытный, хотя также заключающийся в свойствах малороссиян…»
«Сей Календарь изданъ почти безъ всякой перемѣны въ расположеніи противъ прошлаго года. Послѣ Святцовъ, показанія восх. и зах. солнца, долготы дня и ночи, слѣдуютъ: изъясненіе о временахъ года и небесныхъ явленіяхъ (въ 1828 г. будетъ два солнечныхъ затмѣнія, изъ коихъ ни одно въ Россіи не будетъ видно, восх. и зах. солнца въ Астрахани, Кіевѣ, Тобольскѣ, Ригѣ и Архангельскѣ…»
«На нынѣшній годъ въ изданіи сего Альманаха, вмѣстѣ съ Барономъ А. А. Дельвигомъ, участвуетъ О. М. Сомовъ. Благодаримъ Гг. Издателей, что они не только поддержали славу Сѣверныхъ Цвѣтовъ, но по отдѣленію поэзіи, кажется, усовершенствовали ихъ строгою разборчивостью. Начнемъ съ сего отдѣленія…»
«Рецензентъ Моск. Тел. замѣтилъ въ прошломъ году, что мысль объ усовершенствованіи всего подлуннаго подтверждается Невскимъ Альманахомъ. Нынѣшній годъ Невс. Альм. не разрушилъ сей утѣшительной мысли. Хорошо гравированный портретъ Великой Княгини Елены Павловны, и двѣ картинки, коихъ предметы взяты изъ Бориса Годунова, трагедіи Пушкина, и Смальгольмскаго Барона (баллады В. Скотта, перевед. Жуковскимъ), составляютъ наружное украшеніе Альманаха…»
«Невѣста Абидосская есть одинъ изъ тѣхъ поэтическихъ цвѣтовъ, которые доставило Европейской Литтературѣ путешествіе Байрона по Греціи и Турціи. Событія, видѣнныя и слышанныя имъ въ сихъ странахъ, видъ богатыхъ картинъ, природы и дикихъ нравовъ обитателей, или гордыхъ въ невѣжествѣ или угнетенныхъ рабствомъ и всегда одушевленныхъ сильными страстями, произвели сильное впечатлѣніе на душу Поэта Британскаго…»
«Критикъ есть адвокатъ наукъ. Главнѣйшая цѣль его защищать истину, и чѣмъ болѣе она имѣетъ практической пользы, тѣмъ внимательнѣе долженъ онъ охранять ея достоинство. Съ сей стороны юридическая критика заслуживаетъ особенное вниманіе. Вредъ, проистекающій отъ ошибки въ книгѣ законовъ, не ограничивается тѣмъ, что даетъ ложное свѣдѣніе; но служить можетъ даже къ пагубѣ того, кто въ дѣлѣ значительномъ послѣдуетъ оному…»
«Имя Борнса доселѣ было неизвѣстно въ нашей Литтературѣ. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ замѣчательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мнѣніе о семъ новомъ переводѣ нашего Пѣвца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ тѣхъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…»
«…Он сел в чью-то лодку и стал грести вверх, но силы были слабы, лодку несло вниз и прибило к берегу. Здесь, сидя в лодке и доедая остаток хлеба, беглец мечтал и поглядывал на город, как вдруг на него налетел с ругательствами и проклятиями какой-то мещанин и принялся тузить – не на милость, а на смерть. На лице была кровь, голова страшно болела, волосы лезли. Скоро вслед за мещанином явилась целая флотилия бурсаков, разыскивавших беглеца, и когда
«В стихах Гумилева есть прелесть романтизма, но не того романтизма, которым чарует нас Новалис или Блок с их магической влюбленностью в Прекрасную Даму, а того молодого, воинствующего, бряцающего романтизма, который зовет нас в страны, „где дробясь, пылают блики солнца“…»
«Содержание всех автографов, несмотря на то что они относятся, быть может, к разным периодам жизни Соловьева, аналогичны. Красною нитью проходит тема Софии. Оставляя пока открытым вопрос о том, кто это действующее лицо, эта собеседница Соловьева, т. е. принадлежит ли голос, диктующий эти записи Соловьеву, его болезненному воображению, или этот голос в самом деле имеет за собою некоторую реальность, а в случае этой возможной реальности, кому он пр
