«Роман г. Авдеева состоит из двух частей и имеет то удобство, что рассказывается двумя словами. Эти два слова – «Полинька Сакс»: удобство немаловажное для библиографов и чрезвычайно важное для авторов, пишущих со второй руки. Существенные изменения, которые г. Авдеев сделал в Полиньке Сакс и которые он отчасти позаимствовал из «Кто виноват», отчасти выдумал сам, состоят в том, что Полинька Сакс (у г. Авдеева Наташа Соковлина), во-первых, выходит
«Когда несколько лет тому назад увлечение «новым искусством» у нас приняло характер острого общественного поветрия, когда проповедником декадентства и символа явились не только молодые писатели, только что начавшие свою литературную карьеру, но и некоторые из прославленных ветеранов 80-х годов, тогда передовая журналистика поспешила заклеймить презрением «странный гипноз умственного и морального упадка», объявила ответственной за этот упадок русс
«Русская интеллигенция опять переживает переходную эпоху, опять стоит на распутье. Развенчиваются кумиры, в которых недавно так пламенно веровали. Недавно выработанное миросозерцание объявляется несостоятельным во многих отношениях. Производится коренной пересмотр его предпосылок. «Истине девяностых годов» перестают служить с восторженной преданностью. Материализм теряет в глазах интеллигентов свое обаяние. Интеллигенты начинают возвращаться к то
«…Их критика «реальной жизни» не глубока – как видно, например, из приведенной цитаты. Последовательного объяснения «хаосу», виденного ими, они не дают. Хаосу общественной жизни соответствуют и формы хаотического познания и мышления.Но если их общие концепции «действительности» так мало удовлетворительны, благодаря своей «отвлеченности», это не мешает представителям испанского Ренессанса входить в более основательную, более детальную оценку некот
«…Писарев и Добролюбов противопоставлялись, таким образом, один другому, как два писателя, не имеющие между собой решительно ничего общего, как представители двух безусловно враждебных друг другу направлений: в одном видели только крайнего индивидуалиста, в другом – только народника.Но, на самом деле, справедливо ли подобное категорическое противопоставление? Так ли далеки друг от друга оба корифея русской публицистики и литературной критики «реф
«Герои рассказов и повестей Максима Горького привлекли к себе всеобщее внимание, как люди, облеченные необычной душевной силой, как герои железной воли и энергии, как носители «сверхчеловеческого начала», как своеобразные «ницшеанские» натуры. Оборотная сторона медали – драматический момент их существования, их душевная драма как бы остались в тени. А между тем, чтобы по достоинству оценить сущность их «сверхчеловеческих» стремлений и порывов, не
«Вычурно разукрашенная ваза; она расколота пополам, но половины ее соединены и скреплены старой, перегнивающей веревкой. В вазе пустили побеги лесные фиалки. Нарядная, массивная античная колонна; она брошена на землю и разбита. Обломки колонны покрыты дикими полевыми цветами.Лет десять тому назад подобного рода рисунки и виньетки неизменно красовались на заглавных листах и страницах западно-европейских художественных журналов, взявших под свое по
«… ключа к пониманию таланта Достоевского нужно искать именно в его жизни и его литературной деятельности, предшествовавших ссылке в Сибирь. Только выяснивши условия, среди которых развивался Достоевский, и определивши предпосылки, положенные в основание его душевного мира, можно выяснить, почему его творческая фантазия избрала определенный путь, почему его художественная мысль работала в определенном направлении.Постараемся же выяснить эти услов
«Авдеев – ныне почти забытый романист. Это – писатель далекого прошлого… но писатель, игравший в этом далеком прошлом очень видную роль, пользовавшийся большими симпатиями современных ему прогрессистов. …»
«…Шелгунов занимает одно из самых почетных мест в славной плеяде шестидесятых годов. Примыкая к кружку писателей, группировавшихся вокруг редакции «Русского Слова», Шелгунов являлся красноречивым проповедником культа цельной и сильной личности, культа «интеллигентного» индивидуализма. Но, проповедуя интеллигентный индивидуализм, он не разделял тех крайностей, на которые шли некоторые энтузиасты писаревской школы. Интересы общественности, интересы
«Никитину давно уже отведено почетное место среди русских «классиков». Его произведения давно уже служат настольной книгой каждого русского интеллигентного человека, давно уже вошли в обиход школьной и народной литературы. Но для оценки его значения и его заслуг перед русской литературой сделано поразительно мало…»
«…появление в хорошем русском переводе сочинения Эдмунда Кенига можно только приветствовать. Кениг принадлежит к числу наиболее видных мыслителей современной Германии; его книга представляет из себя в высшей степени добросовестное, продуманное изложение философской системы Вундта. …»
«…Если раньше г. Горький предлагал вниманию читателей отдельные сцены из босяцкого быта, если раньше он рисовал босяков в «героические» моменты их жизни, в моменты, когда они имеют возможность противопоставить людям других общественных слоев нечто положительное, обнаружить перед этими людьми свое духовное превосходство, – то теперь автор «Челкаша» задается более широкими задачами: он старается набросать синтетическую картину «босяцкой» жизни, он
«Сегодня исполнилось семьдесят пять лет со дня смерти Дмитрия Владимировича Веневитинова.«Отцветать, не успевши расцвесть» – обычный удел русских писателей… Но, кажется, ни один из выдающихся русских писателей не «отцвел» так рано, как Веневитинов.Он сошел в могилу двадцатидвухлетним юношей.Мало успел он «совершить», сравнительно с тем, что обещал совершить…»
«Новейшая русская литература, на первый взгляд, дает в руки оппонентов марксизма неотразимое оружие: она доказывает, по-видимому, самым блестящим образом, доказывает, как дважды два – четыре, полнейшую невозможность связывать «идеологические» течения с «материальной подпочвой». Социальная действительность говорит о ликвидации «феодального» хозяйства и о завоевательных успехах капиталистической буржуазии. Литература, напротив, стоит под знаком воз
«Мы будем говорить о положительных сторонах чеховского миросозерцания. До сих пор весьма значительная часть читающей публики, в своих суждениях о Чехове, упорно держится того взгляда, что заключить о положительных идеалах названного писателя нельзя за неимением достаточных данных. Чехова считают объективным художником-фотографом, смотревшим на жизнь оком беспристрастного наблюдателя, стоявшим вне всяких партий, отказывавшимся излагать свои личные
«В «Северных цветах» помещено более 60 небольших стихотворений: не все они хороши, бесспорно; но если бы рецензента спросили, что кажется ему всего лучше, он затруднился бы в выборе. Кажется, первое место должно отдать следующим пьесам: «Демон» (А. С. Пушкина) – у нас только Пушкин может высказывать такие истины и в таких стихах: они невольно врезываются в память…»
«Прелесть нового творения Пушкина, несправедливость наших журналистов, которые, воздавая неумеренные похвалы своим содругам, с холодностью, мимоходом упомянули об издании «Онегина»; желание показать читателям, какими причинами можно оправдать издание одной песни «Онегина» и отвратить обвинения в подражании, чем укоряют некоторые критики, и словесно и печатно, нашего поэта, – вот что руководствовало мною, когда я писал небольшие, больше библиограф
«Свободная, пламенная муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых критиков нашей словесности. Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа пиитики, изданной в таком-то году, поэма Пушкина не поэма и что можно доказать это по всем правилам полемики, новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шепот их и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказате
«Скажем, что новая драма г-на Кукольника весьма печалит нас. Никак не ожидали мы, чтобы поэт, написавший в 1830 г. «Тасса», в 1832 году позволил себе написать – но, этого мало: в 1834 г. издать такую драму, какова новая драма г-на Кукольника: «Рука Всевышнего Отечество спасла»! Как можно столь мало щадить себя, столь мало думать о собственном своем достоинстве!…»
«Долго ожидали мы Истории отечественной, сочиняемой Карамзиным, долго занимался сей почтенный муж важным творением, которому суждено было первое место в российской литературе. И вот уже совершилось восемь лет, как сей памятник ума и познаний историографа представлен суду ученого света!…»
«Явилась История государства Российского, сочинение Карамзина. Никогда не отдавал ей издатель В. Е. никакой справедливости, называл других журналистов солдатами, которые отдают честь проезжающему генералу (В. Е. 1818 г., XVIII, с. 125), точно так же, как называл он Карамзина за его записку о достопамятностях московских – плаксивою пташкою …»
«Означив в заглавии статьи все двенадцать томов «Истории государства Российского», мы не хотим, однако ж, предлагать читателям нашим подробного разбора сего замечательного творения, не будем следовать за творцом его подробно во всех отношениях, рассматривать «Историю государства Российского» с общих и частных сторон и сочинителя оной как историка и палеографа, философа и географа, археографа и исследователя исторических материалов…»
«Эта небольшая книжечка одолжена бытием странному явлению, которое в конце прошедшего года показалось в «Московском Вестнике». Г-н Арцыбашев с самого появления Истории государства Российского объявил жестокую войну великому творению Карамзина. Он находил некогда приют в «Вестнике Европы», издатель которого не жалует Истории Карамзина наравне с стихами Жуковского и Пушкина; потом г-н Арцыбашев переносил свои батареи в «Казанский Вестник» и наконец
