Игорь Герцев - 100 дней до весны. Как пережить зиму в Петербурге и не сойти с ума

Я чувствую её шаги, я слышу её веселое дыхание. Ощущаю торопливую поступь её смешных изящных каблучков, тревожный шорох её платья. Она проходит мимо, совсем неслышно, она бежит так быстро, будто спешит куда-то.

Куда спешить сегодня, когда время и так уже ничего не значит? Зачем таиться, когда никто не следит за тобой?

И спросят меня: о ком ты? Кто она – та, что проходит мимо? Та, что уходит, даже не скользнув по нашим лицам взглядом? Что за таинственная незнакомка?

Я прошепчу, приложив палец к обветренным губам: тихо, это проходит жизнь…

Задержите её! Остановите! Посмотрите ей в глаза, ведь вы еще можете быть вместе. Есть еще время, чтобы все исправить! Есть даже время, чтобы начать все заново! Жить! И не отпускать её от себя, радоваться вместе, грустить, любить, летать! Ведь скоро весна!

100 дней до весны

Всего каких-то 100 дней…

Конец ноября. Холодный, мокрый Петербург. Неба нет. Над головой словно во сне ворочается серая вата. Резкий ветер и моросящий дождь. Мы можем бесконечно изучать эти сто оттенков серого, но это не прибавит нам радости и желания жить.

А вы помните, что за этими плотными и тугими облаками всегда светит солнце?

«There is always sunshine above the grey sky», – пел Дэвид Силвиан. Я вспоминаю его слова всегда, когда взмывающий ввысь самолет протыкает облака и солнце заливает светом салон.

Над этим серым небом всегда светит солнце. Если мы не видим его, это не значит, что его нет. Солнце есть всегда. Оно излучает свет и тепло. Даже ночью. Это просто мы его не видим, но оно всегда есть.

Если просто подумать о солнце, уже становится теплее.

99 дней до весны

Джон Лилли, известный американский врач-психоаналитик и ученый нейробиолог, в конце своей жизни произнес замечательную фразу: «Все, что мы можем вообразить, существует в действительности».

Не знаю, насколько можно ему верить, учитывая, сколько времени он провел в депривационной камере под воздействием психотропных препаратов. Это были популярные в семидесятых опыты по расширению сознания. Много кто способен на глубокомысленную фразу, но каждой ли такой фразе стоит верить?

Однако идея многим пришлась по душе и прижилась среди ленивых мечтателей, энергичных мистиков и вялых созерцателей. Меня самого очень тянет к ней. Я знаком с массой людей, которые чаще «визуализируют», чем пытаются что-нибудь сделать. Кто-то даже ссылается на Христа и его слова про веру с горчичное зерно, способную двигать горы.

Вот только горы все еще стоят на прежних местах, а мы восторгаемся теми, кто на них карабкается, и сочувствуем тем, кто с них свалился.

Если даже мы соберемся все вместе и представим, что завтра начнется весна, – деревья не зазеленеют, и солнце не растопит снег. Всему свое время.

Но, если представить, что мы стали добрее, честнее и счастливее, я верю в успех. Если представить, что наше настроение зависит не от мрачного неба над головой, а от солнца, горящего в груди, я тоже поверю. Я даже поверю, что мы можем поблагодарить кого-то за что-нибудь, когда-то сделанное для нас, и простить кого-то, когда-то обидевшего нас. А еще мы умеем терпеть. И ждать.

Бог с ними, с горами, пусть остаются на своих местах. Весна и так придет, потому что не может не прийти. Важнее, какими будем мы, когда она пробьется сквозь тающий снег.

Так же и с поставленными целями.

98 дней весны

Когда-то я играл роль морского офицера флотилии атомных подводных лодок, и однажды мне довелось исполнять обязанности заместителя начальника караула на гарнизонной гауптвахте.

Нас предупредили, что две камеры заняты приговоренными к смертной казни, которых перевозили из дисциплинарного батальона к месту исполнения приговора. Мы не знали их вины, но смертная казнь еще была. Шел 1991 год.

Один из них всегда молчал, забившись в угол. Он не реагировал на команды и отказывался от еды. Второй был шумный. Он выкрикивал оскорбления, даже когда никто не подходил к его камере, плевался через решетку, но никто из караула не решался заставить его замолчать. Мы впервые видели человека, которого казнят через несколько дней, и были подавлены присутствием приближающейся смерти.

Была очень холодная зима, часовые стояли на посту в овчинных тулупах и валенках. Мне было отведено время для сна с десяти до двух часов ночи. Понятно, что заснуть я не мог. Заключенный кричал и проклинал нас. Теперь я понимаю, что так он пытался привлечь к себе внимание. Хоть какое-то внимание, ведь он еще был жив. Ему было необходимо, чтобы его заметили, а не проходили мимо, стыдясь его присутствия среди тех, кто намерен продолжать жить.

В два часа я принял пост начальника караула. У меня было два яблока. Не помню, кто мне их дал. В то время и в том месте купить их было практически невозможно. Заключенный затих, я подошел к его камере. Он сидел на полу и смотрел на меня пустым взглядом. Я показал ему яблоко, он никак не отреагировал. Я просунул ему яблоко сквозь прутья решетки, и оно упало на пол, покатилось в его сторону.

Не вставая, он подполз к нему, взял в руки, удивленно посмотрел и откусил кусок. Но не успел даже толком разжевать, как его разорвали рыдания. Кусочки яблока вываливались изо рта. Я оставил его и вышел на улицу, чтобы скурить две папиросы «Беломорканала», сжатые вместе, как мы иногда делали.

Я стоял на тридцатиградусном морозе и думал: неужели это когда-нибудь закончится? Этот караул, эта холодная жуткая ночь, этот жалкий на пять тысяч душ гарнизон, эти так похожие на спящих бегемотиков подводные лодки, каждая из которых в состоянии уничтожить город размером с Лос-Анджелес? Неужели когда-то закончится весь этот бред? Мне казалось, что никогда. Но больше всего бесило осознание, что я ничего не могу сделать, чтобы в данный момент хоть как-то изменить ситуацию.

Вчера я вспомнил об этом случае. Прошло тридцать пять лет. Это кончилось – кончилось раньше, чем я вспомнил о том, что все кончилось.

Так же и ноябрь закончится, и зима придет и тоже закончится. И воссияет весна. И мир снова расцветет. А мы сейчас сидим и думаем: неужели это никогда не кончится? Обязательно кончится. Весны не может не быть.

97 дней до весны

Когда меня спрашивают: «Как бы ты поступил на моем месте?» – я всегда отвечаю: я не могу оказаться на твоем месте. Каждая жизнь уникальна, а каждый пережитый опыт индивидуален, но, когда я однажды был в похожей ситуации, то принял для себя вот такое решение, и оно, скорее всего, тебе не подойдет, но я могу рассказать о нем.