Новогодних каникул с нетерпением ждут не только студенты, но и преподаватели. В последнюю неделю декабря они находятся в предвкушении момента, когда сессия закончится, прогульщики перестанут обивать пороги кабинетов, моля о новогодней милости, и наконец-то можно будет отдохнуть… пусть иногда и за проверкой рефератов, докладов и эссе. По крайней мере, на кафедре философии царила именно такая атмосфера. Словно облако парфюма в воздухе висело томительное ожидание. Это настроение витало и в одном из кабинетов кафедры, где молодая преподавательница отсчитывала минуты, отделявшие её от начала заветных каникул. Светлокудрая девушка печально глядела на стопку сданных ей на последней паре рефератов и нервно поправляла ворот пуловера. От осознания того, сколько нужно проверить работ за десять дней, ей просто не хватало воздуха. Она поправила грозившую завалиться набок кипу трудов студентов, и прохладными пальцами коснулась висков. Деликатный стук в дверь, раздавшийся в аудитории, показался ей звуком удара кувалды о наковальню. Прикрыв глаза от усталости, она крикнула:
– Зайдите!
Лениво повернув голову в сторону двери, Лиза увидела, что в последний час её рабочего дня заявились студенты. Один из них, что был повыше, щёлкнул выключателем, пробудив этим действием верхний свет.
– Что же Вы в темноте сидите, Лизавета Павловна? Со светом веселей, неправда ли? – с наглой улыбочкой поинтересовался Балашов Антон, картинно покачав кудрявой головой. Позади него стоял второй «любимчик» почти всех преподавателей и профессоров университета – Федотов Кирилл. Лиза с тоской посмотрела на незваных гостей и едва не сдержала разочарованного вздоха. Когда в её поле зрения появлялась эта парочка, о спокойствии можно было смело забыть. Как минимум, до их исчезновения с горизонта. Лизавета Павловна взяла себя в руки и с вымученной улыбкой обратилась к нерадивым ученикам:
– Все пересдачи будут проводиться после зимних каникул, графики отправят на почту старостам и продублируют на сайте университета, – ровным голосом продекламировала преподавательница заученную фразу. Только жалоб перед самым Новым Годом ей не хватало. Балашов и Федотов переглянулись. Глуповатые ухмылки почти одновременно заиграли на их губах. Федотов откашлялся и глубокомысленно изрёк:
– Знаете, Лизавета Павловна, не все заходят к Вам, чтобы воспользоваться моментом и выпросить зачёт. Мы пришли поздравить Вас с Наступающим и…. – Кирилл сделал театральную паузу, которая несколько затянулась. Антон закатил глаза, закончив фразу за друга:
– Мы хотели предложить пойти с нами на вечеринку. Студсовет устраивает, всё прилично, – заверил он, и поправив каштановые волосы, спадавшие на лоб аккуратными колечками, спрятал руки в карманы джинсов. Плечи Антона ссутулились, и он стал казаться меньше ростом. Детская привычка не покидала его до сих пор. Лиза откинулась на стуле и скрестила руки на груди. Она хотела закинуть ногу на ногу, хоть она и не считала это приличным, но желала, как можно больше закрыться от взгляда неугомонных студентов. Совершить задуманное помешала длинная юбка, подол которой, пригвоздила к полу ножка стула. Много нелестных слов крутилось у неё в голове, но вслух она вымолвила только просьбу открыть окно. Её руки вновь взметнулись к вороту.
– Нет, Кирилл, откройте другое, ближе ко мне, пожалуйста.
Свежий приток воздуха был воистину спасительным для Лизы. Она привстала, освободила юбку и выпрямилась в полный рост. По сравнению со стоявшими перед ней молодыми людьми, она ощущала себя маленькой. Как раз по этой причине она добавила нарочитой строгости в тоне, что нередко порядком смешило и Кирилла, и Антона:
– Спасибо за приглашение, но статус преподавателя не позволяет мне проводить внеучебное время вместе со студентами, – отчеканила Лиза. Ребята прыснули.
– А то, что Орловский тоже туда собрался, Вас не переубедит?
Лизавета Павловна возмутилась:
– Для вас он, господа, Дмитрий Константинович! Заведующий кафедрой, смею напомнить.
Антон выставил вперёд ладони в миротворческом жесте:
– Конечно, конечно. Дмитрия Константиновича мы очень уважаем, хоть он иногда… а, впрочем, неважно.
По молочному лицу преподавательницы пробежала тень. Она не терпела, когда кто-то критиковал заведующего кафедрой философии. Орловский, по её мнению, был человеком умнейшим, вежливым и учтивым. Его одежда всегда была безупречно опрятной и выглаженной. Вот только несколько архаичная речь, склонность к ностальгии да манера затевать громкие споры со студентами, навлекли на него репутацию слегка чудаковатого профессора. Лизу это нисколько не смущало. Дмитрий Константинович был одинок, а одиночество порой накладывает отпечаток. Она задумалась. «А, может, пойти? Дмитрия Константиновича редко застанешь у себя в кабинете, вопросов к нему скопилось порядочно…». Лиза сдалась, прекрасно понимая, что она всего лишь на всего уговаривает себя в том, что решила ещё при одном упоминании о профессоре.
– Хорошо, но с одним условием. – Преподавательница поочерёдно указала на них пальцем.
– Вы не будете провоцировать Дмитрия Константиновича и не станете докучать остальным. Поберегите свои шуточки до следующего года, – предупредила она. Кирилл с Антоном переглянулись. Балашов, хитро прищурившись, уточнил:
– А Вам докучать, значит, можно?
Лизавета Павловна чуть не хлопнула ладонью по столу.
– Балашов!
Тот вновь выставил ладони перед собой.
– Ладно, ладно. Последняя шутка, обещаю.
Лиза кивнула и отвернувшись от них, вновь сосредоточилась на рефератах, давая понять, что на этом дискуссия окончена. До ушей преподавательницы лишь донеслось как Антон шепнул приятелю:
– Последняя, которую она услышит.
Лизавета Павловна напоследок громко пригрозила:
– Балашов, слух у меня отличный!
Под общий хохот друзья удалились в коридор, осторожно притворив за собой дверь. Они уже не услышали, как Лиза издала тихий смешок.
Стук невысоких каблуков Лизы гулко раздавался в коридоре. За окнами университета стемнело, и снег на улице заискрился в льющемся на него свете фонарей. Опустевшие стены кафедры наполнились тишиной и темнотой, лишь дверь кабинета Орловского была приоткрыта, освещая конец коридора, будто маяк. Словно мотылёк, летящий к смертельному огню, Лиза шла к заветной двери с золотой табличкой, гласившей: «Орловский Дмитрий Константинович, д-р. филос. наук, профессор». Приблизившись, она услышала знакомое покашливание и шелест переворачиваемых страниц. Лиза робко постучалась. Орловский заметил мелькнувшую в проёме златовласую голову.
– Лизонька, входите!
На их кафедре звать преподавателей по имени было недопустимо: Орловский сам завёл такие порядки. Но ввиду отсутствия других сотрудников и студентов, он не смог себе отказать в удовольствии обратиться к бывшей аспирантке лишь по имени. Лиза, смущённо улыбаясь и одёргивая рукава свитера, вошла в захламлённый кабинет. Чтобы сесть, ей пришлось спросить разрешения передвинуть лежащие на стуле папки.