Историческое прошлое всегда субъективно. Документальные факты субъективны вдвойне: они, с одной стороны, результат волеизъявления автора, с другой – вербальная интерпретация концептуальной точки зрения историка. Сопутствующая литература: мемуары, дневники, заметки и прочие записи – отражают индивидуальное восприятие событий, пронзающих человеческие будни:
Лицом к лицу —
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянии…
И все равно это «большое» не что иное, как образ или представление, хранящееся в виде символической информации в нашей долговременной памяти. Обращение к историческому прошлому есть актуализация событий и фактов минувшего для познания настоящего.
Чтобы помнили?!
Чтобы знали?!
Чтобы что?!
У каждого, наверное, свой ответ…
Перед вами, уважаемые читатели, сохранившаяся часть записок штабного офицера Красной Армии. Рукопись попала ко мне случайно, волею судьбы. Оригинал требовал расшифровки из-за специфического почерка. Это малая часть многостраничной рукописи – то, что сохранилось.
Остальное утеряно, должно быть, навсегда.
Случилось так, что в конце июня начальник управления получил очередной отпуск и уехал в Сочи. Его обязанности стал лично исполнять заместитель начальника управления. Но внезапно тяжело заболел и лег в госпиталь на неопределенное время. По приказанию начальника Главного управления Иван временно принял на себя права и обязанности начальника управления.
В начале августа Ивану позвонили из управления кадров и потребовали в недельный срок представить рапорты всех желающих поступить в Высшую военную академию. Каждый, желающий поступить, должен был заручиться согласием начальника управления.
Управление кадров должно было все указанные рапорты собрать и представить начальнику Главного управления; отобранных начальником этого управления кандидатов передавали в Главное управление кадров для окончательного решения.
Получив указания из управления кадров, Иван встал в тупик. Он не мог подтвердить согласие начальника управления на свое поступление в академию. Можно было телеграфировать в Сочи, но Иван откровенно боялся лаконичного отказа, и всякие повторные просьбы исключались. Тогда он решил предпринять другой, более решительный, но менее скромный шаг. Потребовав ключи от сейфа начальника управления, он в присутствии начальника секретной части, вскрыл сейф и достал свой прошлогодний рапорт с резолюцией начальника управления.
Управление кадров этот рапорт не приняло, мотивируя тем, что рапорт, мол, прошлогодний. Резолюция явно устарела, и, не исключено, что начальник управления придерживается теперь противоположного мнения. Пользуясь временным исполнением обязанностей начальника управления, Иван при очередном докладе начальнику Главного управления других материалов представил и свой личный рапорт. После некоторых колебаний начальник Главного управления внял не просьбе, а скорее мольбе Ивана и дал согласие направить его кандидатуру в Главное управление кадров.
Когда вернулся из отпуска начальник управления, то уже состоялся приказ министра обороны о зачислении Ивана слушателем Высшей военной академии. Согласно приказу всех слушателей надлежало освободить от занимаемых должностей и направить в академию с 25 ноября. Кстати, следует сказать, что из Главного разведывательного управления в академию был зачислен только один Иван.
Все остальные кандидатуры были отклонены преимущественно в связи с отсутствием необходимого стажа работы в крупных штабах на руководящих должностях на фронте.
Оказывалось, что или штаб, в котором работал претендент, был не велик по своему масштабу, а если штаб соответствовал требованиям, то должность оказывалась неподходящей.
В первый же день приезда из отпуска начальника управления состоялся следующий разговор:
– Почему вы обратились к начальнику Главного управления без моего разрешения? – начал было сердито начальник управления.
– В это время я исполнял ваши обязанности и по долгу службы был на докладах начальника Главного управления много раз, – спокойно ответил Иван.
– Но для вашего поступления в академию требовалось мое согласие.
– Да. И вы, насколько я помню, дали свое согласие очень охотно. Я от души должен поблагодарить вас.
– Я своего согласия не давал, и меня об этом даже никто не спрашивал.
– Разве вы забыли содержание своей резолюции о моем рапорте в прошлом году?
– Так вы воспользовались своим прошлогодним рапортом? Ведь он лежал в моем личном сейфе, и вы не постеснялись туда забраться?
– Я очень прошу извинить за бестактность. Я это сделал в присутствии начальника секретной части. На его глазах я вскрыл и вновь опечатал ваш личный сейф. Он может подтвердить, что я не читал и не смотрел ни одной вашей бумаги. Я признаюсь, что было бы более порядочно не трогать вашего сейфа, а запросить ваше согласие телеграммой, но, признаюсь, я смертельно боялся вашего отказа. Скажите теперь, подтвердили бы вы свое согласие, получив подобную телеграмму?
– Откровенно сказать – нет, – произнес, несколько подумав, начальник управления. Но скажите, Иван, для чего нужна вам эта академия? Или вы надеетесь приобрести там какие-нибудь необыкновенные знания? Учтите, что эта академия имеет только громкое название и ничем не отличается от других академий. Откровенно говоря, я надеялся поработать вместе с вами до конца своих дней. Мне уже перевалило за шестьдесят, и от вас.
Еще накануне было объявлено о предстоящем выходном дне, поэтому утром 9 мая 1945 года Иван лежал в постели со странным чувством.
Почти четыре года выражение «выходной день» в обиходе отсутствовало и теперь звучало как термин вновь появившийся или выплывший наружу из глубокой старины. Казалось очень странным, что в этот день можно лежать сколько угодно, и пойти куда угодно, и делать все, что заблагорассудиться. По нахлынувшим воспоминаниям – в такой день не докладывают начальнику и не вызывают подчиненных. Каждый предоставлен сам себе и становится почти свободным.
Подобное слово почти является спутником каждого военного человека с момента его определения в армию и, пожалуй, до самой смерти. Даже в первый выходной день могут вызвать любого из подчиненных и заставить работать с утра и до поздней ночи. Следовательно, выражение «свободный» имеет относительный характер, потому что каждый военный человек в любой момент может лишиться такой «свободы». Как бы там ни было, однако чувство свободы 9 мая было довольно определенным, поскольку нарушение «свободы» в первый выходной день, объявленный к тому же Днем победы, было особенно маловероятным.
