Если посмотреть из будущего в прошлое, история человечества – это некий лабиринт, если судить, что истина – «все, что ни случается, – к лучшему». А как же, ведь другого варианта мы не знаем. И теперь представьте, что это самое «к лучшему» уже есть некий путь, по лабиринтам которого человечество должно пройти к определенной цели. И опять же – может и не пройти. То есть, не найдя правильную линию, мы застреваем, тормозим, теряем время и, если это время определено таймером, можем не успеть. Не успеть ко времени, когда должно случиться определенное событие. Например, на Землю должен упасть крупнейший астероид или еще что-то невероятно катастрофическое должно случиться, и мы до того обязаны достичь определенного развития, что-то создать или вовсе иметь возможность отчалить из колыбели человечества, например, на околоземную станцию или, скажем, на Марс. Почему бы нет. Ведь глобальные катастрофы бывали на Земле. Например, оледенение, ледниковые периоды могли длиться до 300 миллионов лет. Вы только вообразите эту цифру. Возможно, некий вселенский разум направляет развитие цивилизации, и мы должны прийти к определенной цели. Возможно, нас ведет Бог, возможно, собственный разум, возможно, инстинкт, а возможно – никто. Всего лишь некая вероятность событий дает одной цивилизации выжить, а другие вынуждены погибнуть. Если уж в природе существует естественный отбор, то почему же его нет в глобальной природе, то есть во вселенной всей, относительно цивилизаций. Ведь если бы каждые сто лет Земля проходила очень близко или очень далеко от Солнца и вследствие этого возникали бы глобальные пожары или всеобщее оледенение, то тогда мы бы построили цивилизацию по другому содержанию. У нас развились бы другие технологии, и мы бы развивались в направлении относительно этой главной проблемы. А коли мы развиваемся в том русле, что есть, то из этого надо делать соответствующие выводы.
По большому счету – все изобретения существуют в природе, мы их всего лишь трансформируем для своего понимания, восприятия, нужд. Например, многие в детстве играли в игру, когда две спичечные коробки соединяются проводами и по ним можно «передавать» сообщения, колебания. Звук, например, эхо или раскаты грома, сам по себе, по факту своей природы, говорит о возможности распространения на большое расстояние. А если брать еще в расчет то, что наш мозг не только сознанием понимает этот мир, а еще и некой другой структурой своей… Например, есть масса диапазонов звука, которые мы сознательно не воспринимаем, однако они действуют на наш организм, в том числе и на мозг. Соответственно, если некая сложная система жизнеобеспечения складывает нужные для инстинкта самосохранения проявления природы в понимания нашим организмом, в том числе и мозгом, как полезные, хорошие или плохие, вредные, то для той же системы жизнеобеспечения появляются ответные реакции, которые мы называем сознательное восприятие. То есть рык леопарда опасен, а песнь соловья мила. Соответственно, и наш боевой клич воспринимается товарищами как сила и мощь, а для врагов – страх и настороженность. А уже после, чтобы все более и более усилить механизмы самосохранения, наш организм, а главное – мозг, придумывает все новые и новые системы. Когда-то он понял, что лучше сделать что-то из подручных материалов, например, камня, чем усиливать свои лапы и когти. А нынче мы летим в космос, развиваем всемирную связь, клонирование, атомную энергию и многое, многое другое. Сознание систематизирует полученные от тела, в том числе посредством всех чувств, данные, чтобы повысить нашу жизнеспособность и адаптацию к окружающей действительности. Жизнеспособность и адаптацию, в том числе и с помощью собранных, систематизированных данных, творя открытия и изобретения. Всегда загадкой, сложностью, дилеммой было – как это осуществить научно, как это сделать технически? Человечество постепенно пришло к пониманию физических законов, в том числе и передаче сигналов с помощью электродинамики, например, открытие Герца позволило изобрести радио.
Глава 1. Рождение легенды
…Юра, Юра, Юра, ты меня слышишь? Юрий, отзовись. Юра, прием, Юра, ответь!
В ЦУПе была напряженная ситуация. Вернее, трагическая, как для первого человека, отправленного в космос, так и для тех, кто готовил полет. Для них трагедия имела две тени – одна от потери, неудачи, отчаяния, стыда, а вторая – от страха, позора и краха.
– Юра, ответь, – уже спокойно повторял Королев.
После очередного цикла попыток вызвать на связь космонавта он, не получив ответа, встал с выражением отчаяния, пересел в соседнее кресло. За пультом расположился начальник ЦУПа.
– Кедр, ответьте. Кедр, дайте сигнал. Кедр, вы получаете какой-либо сигнал? Вы нас слышите? Дайте сигнал. «Восток-1», ответьте на любом устройстве, включите автоматику.
Ответа не было, хотя индикаторы показывали штатное функционирование всех систем. Так прошло 108 минут… и наконец…
Радость не успела проявиться. Лишь мгновением промелькнув, превратилась в разочарование.
– Я горю, прощайте товарищи, – ржавым лезвием полоснуло по слуху.
Молчание, тишина такая, о которой говорят мертвецкая, и она в этот «бесконечный» миг несла буквальный смысл.
Первый вышел из оцепенения Королев.
– Пускайте запись для общественности. Второго номера к сбросу.
Что же случилось до?
Глава 2. Причинно-следственная связь
Этим утром Александр Степанович встал рано. У него была очень ответственная работа. Сегодня должно было получиться. Это было гениально, невероятно, что человеческую речь можно передавать по воздуху на большие расстояния. Все было в очень большой секретности, так как проект был под командованием военного флота. Попов завершил все приготовления. Однако в голове у него, а вернее – из головы не выходила мысль. Да, возможно, он услышит голос своего помощника. Но более ничего. Да, изобретение готовилось для нужд военного флота, после введения в строй сильно помогло бы в вопросах связи, но только и всего. Никого он больше не услышал бы… и по большому счету никто особо-то никого не услышит. Все ведь в строжайшем секрете, будет использоваться тайно.
– Мефодий, – как-то растянуто сказал он повышенным тоном, – врубаем.
– Слушаюсь, Александр Степанович, – раздался бас в дальней комнате.
– Так врубай же?!
– Я, Александр Степанович?
– Ой, мой же боженька, я, конечно. Кричи, как будет голос.
Его ждало удивление, когда он соединил последние контакты механизма и перешел к действию. Случилось невероятное. Вернее – случилось то, что случиться должно было: звук из одной части лаборатории перешел в другую, по воздуху.