Что делать, если к последнему курсу обнаглели, освоились и окрутели все, кроме меня? Меня, так и оставшейся робкой стеснительной первокурсницей, несмотря на перспективы и красный диплом.
– Ты?! Морозова, да тебе духу не хватит!
– Спорим?
Стоящая напротив Пермякова предвкушающе прищуривается.
– На что?
– На диплом. – Ва-банк, и такой, что её глаза неверяще распахиваются. – Если проиграю, я напишу тебе диплом.
Да, можно скачать несколько и сделать из них один, как Пермякова наверняка и планировала, но это же я. Честная и хорошая.
Дура, в общем.
– А если выиграешь? – Не верит. Вообще ни разу не верит в мою победу и в мыслях уже стопроцентно прокручивает поздравление с “отлично” за защиту.
– Если выиграю… ты организуешь мне свидание с Артуром.
– Что?! – давится она воздухом. – Морозова, ты совсем охренела?! Мы встречаемся!
Это потому, что он считает тебя умной. Знал бы Велисов, что под крашенным блондом все извилины прямые, пересмотрел бы своё отношение. Увы, когда снаружи красивая обёртка, во всё остальное окружающие готовы поверить авансом. А Пермякова самая что ни на есть звезда потока.
– Ну? Согласна? – Милана думает. С таким напряжением, что хмурятся идеальные брови.
Думай-думай, всё равно устоять против моего диплома ты не сможешь. Не тогда, когда твоя последняя сессия грозит быть заваленной из-за пяти хвостов.
– Хрен с тобой, Морозова! Мой диплом против свидания с Артом.
Хлопок по рукам разрывает транс притихших было однокурсников, среди которых Велисова, естественно, нет. Курить он не курит, а сегодня его ещё и в деканат вызвали, так что момент выдался удачный.
Тем временем, улюлюканья, смешки и остроумные пожелания сыпятся со всех сторон, пока я стягиваю с волос резинку. Будем считать, что они, заплетённые на ночь в косу, сойдут за рекламные локоны. Пытаясь придать хоть какой-то объём, я взлохмачиваю их пальцами.
Бесполезное, кстати, занятие, учитывая влажность, ветер и середину ноября, но сдаваться не в моих правилах. Очки, которые я не успела снять после пары, отправляются в сумку, а ворот пальто, наоборот, приподнимается. Как бы вамп, ага.
Тяжёлый вздох вырывается помимо воли. Затея со спором, конечно, идиотская, но достали.
Я старше большинства своих одногруппников на год точно, а кажется, что младше на десять. Все эти подколки, насмешки, «Чё ломаешься, как Морозова!»… Хватит. Либо я сейчас делаю всех и сразу, либо перехожу на дистант. Всё равно последние полгода лекций погоды не сделают, а конспекты можно писать и дома. В покое. В тишине. Не отрываясь от работы.
Главное, не думать, что после своей выходки до защиты диплома я могу и не дойти.
Лучше вообще ни о чём не думать.
Встряхнувшись под издевательскими взглядами большей части группы, я иду к парковке, где, присев на собственный мотоцикл, с кем-то разговаривает Глебов. И хорошо, что разговаривает – так он не заметит меня до последнего. До последнего моего самоубийственного поступка в этом институте.
Десять шагов.
Не думать. Не думать. Не думать. Все мы взрослые люди. Взрослые, ведь?
Семь.
С моим зрением этого расстояния мало даже чтобы рассмотреть мотоцикл. Я и не пытаюсь, чувствуя как руки заходятся мелкой дрожью.
Пять.
Чёртов спор! Зачем я, вообще, влезла?!
Три.
Не знаю кто, но поговорите с Глебовым ещё чуть-чуть! Пожалуйста! Провидение, Вселенная или Бог, вы просто должны мне помочь! И, если повезёт, увлечённый, моих потуг он вовсе не заметит.
Один.
– Морозова? – нахмурившись, вскидывается Илья Глебович, отведя телефон от уха.
Он что нас всех по фамилиям помнит?
Забыть. Просто забыть и сделать одно движение, которое обеспечит мне свидание с давней влюблённостью.
Отключив мозг, я хватаю собственного преподавателя за отвороты кожаной куртки и с разбега касаюсь его губ поцелуем. Детским, поверхностным, но достаточным, чтобы он устроил мне весёлую жизнь на эти последние несколько месяцев учёбы.
Ладони ощущают холодную гладкость кожи, а мои пальцы, кажется, намертво вцепились в преподавателя. И плевать, что они дрожат, я дрожу, а ситуация в целом не внушает оптимизма.
Интересно, а извиниться потом можно будет? А рассказать про спор?
Пока я жмурюсь, а мозг лихорадочно ищет варианты оправданий, этот… Илья Глебович не имеет таких проблем. Вообще никаких не имеет, в том числе и тех, которые про этику и профессионализм.
Потому что его ладонь ложится на мою талию, притягивая ближе. Потому что твёрдые холодные губы раскрываются, заставив меня вздрогнуть. И, распахнутые было от неожиданности глаза снова закрываются, потому что он утягивает меня уже в настоящий поцелуй.
В тот, где нет мыслей, нет ограничений и стеснения тоже нет. Зато есть мои ладони, сомкнувшиеся вокруг его шеи. Есть его руки, прижимающие меня к чужому телу. Есть язык, опытнее которого я ещё не встречала.
И глубокий поцелуй, со вкусом кофе и желания.
– А теперь, Морозова, – ироничным шёпотом, пока я пытаюсь собрать в кучу разбегающиеся мысли, – скажи, что это был спор и, может быть, я даже дам тебе сдать мой предмет…
Сдать-то дашь, а вот как…
Сдержавшись, чтобы не тряхнуть головой, я отгоняю лишние мысли. Сколько их таких в потоке? Умненьких, скромных, в очках и со школьными хвостами? Гораздо больше, чем уверенных и упакованных двоечниц, вот только все эти вамп никогда меня не привлекали.
Мозг гораздо сексуальней груди третьего размера.
Дана тоже была такая, светловолосый ангел с милым лицом и умными глазами. Нежный, мягкий и насквозь лживый.
Воспоминание об измене, с момента которой не прошло и недели, отрезвляет.
– Спор, – на выдохе признаётся выпускница, отстраняясь и фокусируя взгляд. Всё-таки близорукость. – Илья Глебович, простите, это просто дурацкая шутка…
Шутка, может, и правда дурацкая, но на её месте извиняться я бы не стал. Потому что Морозовой понравилось, хотя вряд ли сильнее, чем мне.
– Жень, я перезвоню, – вспомнив о приятеле, я сбрасываю вызов и убираю телефон. Одной рукой продолжая прижимать к груди, стоящую между своих ног, студентку.
Спор.
Нормальная ситуация в этом гадюшнике. За почти десять лет практики бывало и не такое. И мне так и не удалось понять, кто тупее, студенты или преподаватели – и те, и другие стабильно держат планку. Вон и группа Морозовой стоит охреневшая у дверей в строительный корпус, а блондинка-заводила, фамилию которой мне даже вспоминать лень, сверлит спину девушки в моих руках откровенно нехорошим взглядом.
– Садись, Морозова. – Демонстративно и аккуратно заправив выбившийся от ветра локон ей за ухо, хмыкаю я. И отклоняюсь, чтобы достать второй шлем.
– Я?!
– Ты, Морозова. – Только отпустив её, разлохматившуюся и разгорячённую после неожиданного для обоих поцелуя, замечаю, что на улице похолодало и застёгиваю куртку. – Или хочешь вернуться к
