Глава 1. Предложение руки, сердца и ремня
Новогодняя ночь:
Суббота, 1 января 2022 года
00:02
Ждана
— Выходи за меня! — шепчет мне в губы Роман сразу после того, как целует меня под бой курантов.
Вот так просто. Мы стоим в гостиной его загородного дома, в наших бокалах отражаются огни елки, в камине трещат дрова. Всё тихо-мирно, ничего, как говорится, не предвещало, и вдруг на тебе — как снег на голову…
Представляю Романа в роли своего жениха и еле сдерживаю рвотный позыв. К слову, вызван он отнюдь не шампанским или заливной рыбой, которую я приготовила для нас двоих.
— Ну? Что скажешь? — спрашивает он настойчивее, сдувает с моего плеча прядь рыжих волос.
— Я согласна! — отвечаю с придыханием.
Что еще я могу ответить?
На мне клеймо «Всемогущих», маленькое тату на спине, состоящее из трех цифр: 333. Порядковый номер, судьба, сломанная жизнь — что угодно, но никак не безобидное украшение для моего маленького стройного тела. Моя задача — ублажать и делать всё, что скажет мой господин, а сейчас я вся с потрохами принадлежу Роману Войтову, владельцу сети магазинов здорового питания.
Эх, если бы он и сам ел то, что продавал. Возможно, тогда к своим сорока годам выглядел бы приличнее, а так — среднего роста пузан с плохой кожей. Я живу с ним вот уже пять лет, но так к нему и не привыкла. И дело тут даже не в его внешности, хотя на лицо он тоже далеко не красавец, к тому же кожа на его шее покрыта застарелыми шрамами от ожогов, а на левой щеке красуется S-образный шрам.
Да, знаю, очень красивые люди часто бывают злыми, а страшные уроды — добрыми. Я не оцениваю людей по внешней оболочке, но внутреннее содержимое Войтова во много раз ужаснее неказистой внешности.
Один бог знает, как я его ненавижу…
Однако я хорошо знаю свое дело и не подаю вида, изо всех сил держу лицо. К тому же не хочу схлопотать новое наказание. Так что если Войтову хочется сегодня изображать жениха — флаг ему в руки, барабан на шею, а лучше перца в анальное отверстие. Я знаю точно — ему не нужна жена. Если бы она ему была нужна, он не держал бы меня возле себя так долго, давно заменив подходящей кандидатурой. А если бы хотел жениться именно на мне, сделал бы это годы назад.
«Блажь, не более…» — пытаюсь себя успокоить.
Всё равно мой контракт с этим мужчиной когда-нибудь закончится.
— Давай сделаем это! — рычит он, отпуская меня.
Тут же хватается за свой ремень, вытягивает его из джинсов, ждет, когда я протяну руки для того, чтобы он стянул их этим кожаным пыточником. Я знаю, что будет дальше, мы проходили это много раз. Мне уже не страшно — противно, но не страшно.
Я привычно позволяю ему связать мои запястья, повернуть спиной к спинке дивана, наклонить. Морщусь, когда его руки скользят под подолом моей юбки.
И тут вдруг слышу его хриплое:
— Я выкуплю тебя насовсем!
От этого его обещания меня резко бросает в жар, потом в холод, а потом я забываю, как нужно дышать, и, кажется, синею от нехватки кислорода.
Тогда же:
Ждана
Каждый год, когда мой новый контракт подходит к концу, я молюсь, чтобы Роман вернул меня туда, откуда взял, и каждый год он решает продлить мою пытку еще на триста шестьдесят пять дней. Вот такая круговая порука. Теперь же амнистии и вовсе ждать не стоит...
«Как я это выдержу?»
— Элена, Элена, с тобой всё в порядке? — он вдруг замечает, что я больше не дышу.
Поворачивает меня к себе, шлепает по щекам.
Судорожно делаю вдох, потом еще один и еще. Сердце бьется о грудную клетку как сумасшедшее.
— Элена, ты меня пугаешь!
«Я Ждана, мать твою! Ждана, а не долбаная Элена!» — хочу закричать и буквально захлебываюсь своими словами.
Элена — он дал мне это имя в первый же день, когда привез к себе домой. Я знаю — так звали его мать…
Роман не раз мне про нее рассказывал. В девичестве Элена Герра, испанка, выскочившая замуж за русского спортсмена и укатившая за ним в славный СССР. К несчастью, ее муж слишком рано умер, оставил вдову одну-одинешеньку с малолетним сыном на руках.
Дамочка была с огоньком: что ни день, то новый любовник. Жили они в двухкомнатной квартире с картонными стенами. Сын спал в соседней спальне. Ну, как спал — больше прислушивался к тому, что происходило за стенкой, а происходило там многое. Он нередко подглядывал за ней, заставал спящей в голом виде и… наверняка дрочил потом в ванной, вспоминая мамочкины прелести. Последнее — не его слова, мои догадки, но думаю, я права, ведь я знаю — на меня он мастурбирует очень часто.
Его мать умерла, когда Роману было восемнадцать, но я видела ее фото. Стройная, с высокой грудью и талией, которую можно обхватить двумя кистями рук. Элена была красивой женщиной, и вместе с тем ее фото шокировало меня до глубины души. Она — вылитая я. То же лицо, тот же миндалевидный разрез глаз, очертание губ. Единственная разница — мои кудри и глаза светлые, ее же были чернее ночи. Он даже заставил меня так же подстричься.
Роман выбрал себе в содержанки мамочкину копию и теперь истязает меня за ее распутство.
— Ты в порядке? — спрашивает он, закончив оздоровительное похлопывание по моим щекам.
— Да, всё хорошо, это, наверное, шампанское…
Не верю в его заботу, нет в его взгляде ни капли искренности. Ему всё равно, в порядке ли я, как себя чувствую. Просто он терпеть не может, если прерывается его ритуал.
Невольно морщусь от того, что он сильнее сдавливает ремнем мои запястья.
— Ты же знаешь, я по-другому не могу… — шепчет он, с фальшивой любовью заглядывая мне в лицо.
Когда любят, не затягивают на руках ремни до красных рубцов, не мучают, не гнобят за чужие грехи. Роман Войтов любить не умеет, Роман Войтов умеет лишь притворяться, настоящие чувства ему недоступны.
Он снова резко поворачивает меня спиной к себе, припечатывает грудью на спинку дивана. Задирает юбку, любуется моей филейной частью в розовых стрингах.
— А-а-а… — резко вскрикиваю, когда он от всей души шлепает меня по ягодицам.
Причем чем громче кричу, тем больше ему нравится.
«Я — не мое тело, я далеко отсюда, меня здесь нет…» — привычно отключаюсь.
Моему мучителю не нужно мое присутствие, для ритуала ему достаточно вида моей отшлепанной попки.
«Ты же знаешь, я по-другому не могу...» — всплывает в сознании его жалкая попытка оправдаться. Да, по-другому он не может, но и так… так не может тоже! За все пять лет он так ни разу и не снял с меня трусы, потому что он — паршивый импотент!
Его тело может и хочет физической любви. Его агрегат периодически встает, когда он начинает меня ласкать. Он даже может немного об меня потереться своим эрегированным органом, но на этом всё. Когда дело доходит до дела, его боец дезертирует, ведь с мамочкой сношаться нехорошо, мамочку хотеть — табу, и вообще стыдно, а именно с нею он меня ассоциирует. Психологическая травма во всей своей красе, точнее уродливости.
