– Ох, нидогедахт. Эр аройзнемен мир де нишоме> [1]. Яшенька, майн кинд> [2], ну сколько тебя можно звать? Давай бегом за стол, все остыло уже давно, – высунувшись уже в который раз из окна, сделала очередную попытку зазвать внука домой баба Фира. – Ребенок с утра голодный, и никому дела нет. Сема, скажи хоть ты ему.
– Яшка, что бабушка сказала? Иди кушать сейчас же, – не отрываясь от газеты, пробурчал себе под нос Яшкин отец Сема и перевернул страницу. – Отстань от него, мама, сейчас Муся придет и накормит его.
– Аваде> [3], дождешься ее. Как к Надьке своей убегает – так как будто у нее там медом намазано. Все не как у людей. Что, нельзя было найти а гуте идеше хаверте> [4]? Почему нужно дружить с этой разведенной гоей? А эта ее вторая никейве, Зинка, так та вообще а шмуцике хур> [5], пробу ставить негде…
– Мама, я прошу тебя, не начинай. Ты же знаешь, зачем она туда пошла.
– Много я знаю. Она что, мне докладывает?
– Надька ей платье дошивает к Цильке на свадьбу. Завтра идти, а еще не готово. Почему она должна выглядеть хуже всех? И оставь ее в покое, в конце концов. Что ты к ней вечно цепляешься?
– Платье ей надо… Лучше б за детьми смотрела, а не шлялась черт знает где. Яшка, я что сказала? Папа сейчас возьмет ремень.
– Бабуля, я ж сказал, сейчас приедет Йося, вот с ним и покушаю, – неумолимо стоял на своем Яшка. – Ну подожди еще немножко, он скоро будет.
– Дер гутер клог вейс эм вен эр кумен> [6]. Иди хоть немножко покушай, – не отставала баба Фира, но, увидев, что внук никак не реагирует на ее уговоры, с тяжелым вздохом захлопнула окно.
Яшка же не отрываясь вот уже целый час следил за углом Мирной и Либавской, откуда, по его подсчетам, с минуты на минуту должна была показаться бричка папиного брата, дяди Йоси, запряженная серым жеребцом Темкой, для которого Яшка каждый раз обязательно припрятывал то яблоко, то кусок хлеба и, когда никто не видел, кормил лошадь с руки. Темка принимал угощение, благодарно тыкался мордой в детскую ладошку и затем, опустив голову, разрешал потрепать себя по гриве.
Йося, старший брат Яшкиного отца, жил в Силене, но, как правило, раз в месяц приезжал в город на базар распродать товар, а заодно обязательно заезжал навестить мать и брата с семьей. От бабушки Яшка знал, что когда-то, очень давно, еще до его, Яшкиного, рождения, дядя Йося жил тоже здесь, в этом доме, и был, как и дед, сапожником. Но однажды он поехал в Силене за кожей и познакомился там с Ривкой, дочкой местного кожевника. Чуть позже он женился на ней. Правда, Ривка выдвинула ему условие, что она никуда оттуда не уедет и не бросит своих родителей одних, на что Йося согласился и после свадьбы переехал жить в Силене. Он купил там дом с большим участком и пристройкой, где оборудовал сапожную мастерскую, а со временем даже нанял двух подмастерьев.
Был еще и младший брат, Берка, но еще три года назад он уехал жить в Палестину. Он был активистом какого-то сионистского движения в Даугавпилсе и всегда мечтал уехать на историческую родину. Еще до отъезда он хоть и жил отдельно, но очень часто забегал проведать маму и брата, любил маленького Яшку и мог часами возиться с ним во дворе, мастеря племяннику какую-нибудь очередную игрушку. И хоть баба Фира любила Берку не меньше, чем своих старших сыновей, но называла она его почему-то всегда обидным словом «шлимазл»> [7].
Распродав на базаре сшитую за месяц обувь, Иосиф заехал по дороге в сапожную мастерскую Йоселя Бара – забрать у него заказанные еще в прошлый приезд железные набойки, а заодно послушать все городские новости и сплетни. В мастерской не было никого из посторонних, только два сына Йоселя – старший, Мотке, и младший, Файвка, – стуча молотками, тачали хромовые сапоги. Судя по готовой продукции, вывешенной на гвоздях, которые были вбиты в стену по всей ее ширине, заказы поступали регулярно и дела шли неплохо.
– О, какие люди! Здорово, Йоська. Заходи. Вос херцех?> [8] – не отрываясь от работы, поприветствовал Иосифа Файвка.
– Вос херцех? Дер велт керцех> [9]. Это вы в городе все знаете, а у нас, в деревне, какие могут быть новости. Работаем с утра до ночи, не поднимая головы.
– Ну и слава богу. Без работы было бы хуже.
– Вы, я вижу, тоже сложа руки не сидите, – Иосиф кивнул на вывешенную на стене готовую продукцию.
– Да, была пара неплохих заказов, вот пытаемся закончить в срок. Как у тебя-то идет? – отложив в сторону молоток и кряхтя, распря мил затекшую спину старший, Мотка.
– Их вейс> [10], – неопределенно ответил Иосиф. – День на день не приходится. Когда лучше, когда хуже. Все живы, здоровы, одеты, обуты. Чего еще надо? Сам знаешь, богатым в нашем деле не станешь, а на жизнь хватает – и на том спасибо. Как папа? Кстати, он здесь? Я с ним договаривался, что заеду заберу кое-что, он мне должен был приготовить.
– Папа! Иди сюда, Йоська приехал.
– Да слышу, слышу. Здорово, Иосиф, – из подсобки появился старик Бар в своей неизменной потертой кепке и круглых очках на кончике носа. – Я там как раз завернул тебе все, что ты просил в прошлый раз. Как дела в Боровке?
– Да все по-старому, дядя Йосель.
– А гешмаке штетл мит зисе идн> [11]. Я уже забыл, когда я там был в последний раз. Я слышал, что теперь и название поменяли на Силене. Как твоя семья, как там Залман, твой тесть, как Мендл Дер Гелер> [12]?
– Да слава богу, все живы-здоровы.
– Передавай им всем привет от меня. Хорошие люди. Скажи, Йоська, – перешел вдруг на шепот старик, – русские никого не тронули у вас? У нас тут как раз в прошлую субботу многих позабирали – говорят, человек сто, не меньше. В основном миллионщиков и еще этих… как их там… ну этих, которым больше всех надо…
– Активистов, – подсказал отцу Файвка.
– Да-да, вот их. Вроде как еще в тридцать четвертом их всех разогнали, а тут вдруг вспомнили. Я тут в городе на днях Яшку Бутана встретил, так он говорит, что вроде в Сибирь их всех отправили. Ох, неспроста все это, Йосенька, неспроста. Что-то Дер Вонц> [13] замышляет, клог аф эм. Ты же знаешь Мульку Осина?
– Это у которого автобусы?
– Да. Так вот его забрали вместе с семьей. Еще, говорят, Мегарамма, ты его тоже должен был знать – мельница у него в Старых Стропах, Гительсона, Шторха, Арансона, что зал свадебный держал, Шлему Зильбермана, Сливкина, что муку продавал, Дору Гурвич – аптекаршу, обувщика Липку Слуцкина, мясника Файвку Гольдмана…
