На заре семнадцатого века Голландия пребывала в самом зените своего великолепия. Весь мир жаждал ее товаров, и весь мир свозил сюда свои богатства. Тогда без тени сарказма говорили: «Если Европа – это драгоценное кольцо мироздания, то Антверпен – крупнейший из бриллиантов в нем!»
Голландцы заполонили мировой рынок добротным сукном и первоклассной шерстью, крепким пивом и, источающими слезу, сырами. Ловкие и предприимчивые, они за несколько лет сбивали себе умопомрачительные капиталы. Преуспевающие буржуа и торговцы, банкиры и ростовщики уже вовсю нанимали к себе в услужение вчерашних хозяев жизни – дворян. Голландские женщины, избалованные деньгами и заморскими дарами, не отличались излишней нравственностью, а каждый второй мужчина был моряком. Нищих и голодных в Голландии в ту пору не существовало. Может именно поэтому голландские живописцы более всего любили изображать в своих натюрмортах груды сочной и благоухающей пищи, от одного взгляда на которую даже, только что оторвавшийся от стола, обыватель глотал слюну.
Голландия процветала, но чем больше она процветала, тем больше ее ненавидели. Автор «Робинзона Крузо» английский писатель и по совместительству разведчик Даниель Дефо, не без зависти называл голландцев «брокерами и маклерами Европы»: «Они покупают, чтобы снова продать, берут, чтобы отдать, и большая часть их обширной коммерции заключалась в том, чтобы доставить товары со всех частей света, а затем снова обеспечить ими весь мир».
Что поделать, богатый и удачливый сосед всегда вызывает жгучую зависть. Но голландцев это, казалось, нисколько не смущало, их гигантский торговый флот бороздил воды всех океанов, а амстердамская биржа неутомимо и методично переваривала все новые и новые миллионы гульденов… Такой была родина нашего героя к моменту его появления на свет.
Крестьяне играют в карты в таверне, 1650, Adriaenssen, Vincent
Как гласят старинные хроники, он родился в восемь часов утра 24 марта 1607 в небольшом голландском приморском городке Берген-оп-Цоом в семье не слишком зажиточного продавца пива и был четвертым из его детей. Звали торговца пивом Адрианом. В свое время он немало поплавал матросом на торговых судах, сумел скопить сотню-другую гульденов и, осев на берегу, занялся пивом. Дел шли не слишком хорошо и отец семейства, чтобы прокормить большую семью, не гнушался никакой работой. Очередного своего сына он решил именовать Михаилом, в честь весьма почитаемого им святого и в память своего деда со стороны отца. В семье же новорожденный был прозван попросту Рюйтером. Так звали когда-то деда с материнской стороны. Под именами двух своих дедов сын продавца пива и войдет в мировую историю.
Дед Михиэла де Рюйтера был крестьянином. Когда испанские солдаты спалили его двор, в пожаре едва не сгорел малыш Адриан, будущий отец Михиэла. Лишь в последний момент мать выхватила ребенка из люльки. В 1561 году дед пошел воевать за свободу. Хотел было стать солдатом и Адриан, однако в 1609 году, когда Михаилу только-только исполнилось два, с Испанией было заключено перемирие. Адриан де Рюйтер перебрался во Флиссинген, где нашел работу возчика пива и едва сводил концы с концами.
Детство мальчишки прошло среди чанов с варящимся пивом, а потому запах бродящего солода стал для него самым родным. Как и все голландские дети, зимой сын Адриана гонял на коньках по заледенелым прудам, а летом там же участвовал в бесконечных шлюпочных гонках. Не по годам здоровый и сильный, помогая отцу, мальчишка таскал на себе тяжеленные пивные бочки. Смелость, доходящая порой до безрассудства, обеспечивала юному Рюйтеру не только ежедневные драки со сверстниками, но и ежедневную порку дома.
Рыбный рынок в голландском городке
Однажды, поспорив с друзьями, он взобрался по строительным лесам на городскую колокольню. Однако, пока лез, рабочие убрали леса и ушли. Внезапно для себя Рюйтер оказался на покатой и скользкой крыше без всякой надежды на спасение. Высота была большая, и счет его жизни шел на минуты. Бывшие внизу прохожие, увидев мальчишку на крыше колокольни, оцепенели. Однако, не растерявшись, Михаил разбил каблуком черепицу и сумел пробраться сквозь крышу и чердак. Наградой за свершенный подвиг стала очередная порка.
Едва Рюйтеру минуло десять, отец созвал семейный совет.
– Хватит попусту есть родительский хлеб! – сказал он сыну. – Пора становиться самостоятельным!
Мать Аллида Жаксов лишь горестно всплакнула, но промолчала. Слово главы семьи было для всех законом, к тому же дети в ту пору вообще рано выходили в самостоятельную жизнь.
– Для начала пойдешь на канатный завод братьев Лампсонов подмастерьем прядильщика! А там будет видно, на что ты способен! – объявил сыну свое решение отец.
– Я непротив! – пожал плечами мальчишка. – Прядильщиком, так прядильщиком!
Работа в канатном цеху никогда не была из легких, однако Рюйтер быстро освоил премудрости ремесла, крутил без устали канатные колеса и вскоре уже приносил в конце дня домой по шесть су, сумму по тем временам достаточно сносную. Однако вспыльчивый и прямолинейный характер мальчишки и здесь был причиной столь частых драк, что канатный мастер Петерс, в конце концов, отказал ему в месте.
Кухня, 1560-65, Aertsen, Pieter
– Мне надоело выслушивать бесконечные жалобы и видеть расквашенные носы! – заявил он драчливому подмастерью и тотчас выгнал его прочь.
Михаил встал перед нелегким выбором куда податься. Возвращаться домой он не хотел. Дела у отца шли в это время совсем не важно, и лишний рот был ни к чему. Впрочем, Рюйтер раздумывал не долго.
В ту пору голландский торговый флот бороздил моря всего света, а потому нужда в матросах была большой. И пусть многие из них ежегодно гибли в штормах и умирали от всевозможных болезней, желающие идти в океан не переводились.
Голландский биограф де Рюйтера А. ван дер Мор пишет: «Четвертый из 11 детей, Михель был мужественным, предприимчивым и честолюбивым. Позднее он говорил, что в юности „не желал ничего, кроме моря“. В 1618 году он поддался этому зову, впервые ступив на палубу корабля в качестве юнги в возрасте 11 лет. Так более чем скромно началась карьера, в ходе которой, если процитировать великолепную биографию де Рейтера, написанную Реверендом Герардом Брандтом спустя всего 10 лет после смерти адмирала, „юнге было суждено подняться по ступеням лестницы к самым вершинам морской службы, испытав все опасности от моря и врагов“».
В один из дней жители флегматичного Флиссингена стали свидетелями достаточно редкой для этих мест картины: по городской набережной, перепрыгивая через бочки, ящики и груды сыров, изо всех сил мчался полуодетый мальчишка с башмаками в руках. Вот он уже у уреза воды. Жадно хватая ртом воздух, он несколько мгновений смотрит на выходящий из порта торговый галиот. На судне уже поставлены паруса и обрасоплены реи, слышно как натужно скрипит кабестан, то матросы, торопясь, выхаживают якорь. Недолго думая, мальчишка прыгает в первую попавшуюся шлюпку, отвязывает фалинь, вставляет в уключины весла. Сзади кто-то что-то громко кричит. Мальчишка оборачивается. Потрясая кулаками, к нему бежит здоровенный негр. Шлюпка не успевает отойти, как негр уже в ней и хватает мальчишку за ухо.