Ана Хит
Агент СиЭй-125:
до и после
Агент СиЭй-125: до и после
Иллюстрации Карины Манучарян
ANA HIT Copyright © 2015
© All rights reserved. No part of this book may be used or reproduced in any manner whatsoever without written permission except in the case of brief quotations embodied in critical articles and reviews.
Посвящается моим маме и папе, чья любовь всегда со мной.
Рассказы о чужих человеческих бедах и невзгодах обычно вызывают если не бурный интерес, то, по крайней мере, здоровое любопытство. Тысячи томов подробных сообщений о всяческих несчастьях и неурядицах красуются на полках книжных магазинов. В то же время, наряду с успехами жанра, имеются ещё определённые малоосвещённые территории, обычно находящиеся за закрытыми дверями, например, кабинеты врачей, приёмные скорой помощи, операционные… Между тем обширное поле многочисленных болезней и болячек, о которых так принято посудачить в обеденный перерыв или стоя где-нибудь на перекрёстке, представляет собой довольно ценный материал и пропадает совершенно зря!
Первая часть этой книги описывает тот географический, хронологический и, самое главное, психологический контекст, в котором разворачиваются события второй части. Мне хотелось показать, что моя жизнь (как, впрочем, и жизнь любого человека) была насыщена самыми разнообразными приключениями и испытаниями, как радостными, так и печальными. Каждое из них (далёкое от медицины или целиком в неё погружённое) лишь позволяло мне испытывать глубокую радость или печаль, но никогда не мешало наслаждаться жизнью и видеть в ней смешное.
Оказывается, у всего есть предел. Если очень постараться, даже прочное, непугливое и закалённое в жизненных встрясках существо можно сломать. И об этом вторая часть, в которой описывается что может сотворить с совершенно здоровым человеком современная «гуманная» медицина, с одной стороны до зубов оснащённая последними достижениями науки и техники, с другой – основательно контролируемая страховыми компаниями, а с третьей – абсолютно подзабывшая о том, что имеет дело с живым существом, наделённым чувствами и мыслями. В одночасье, сама не понимая как, я перенеслась из мира радости, любви и смеха в царство абсурда, вылезти из которого оказалось неосуществимой задачей.
Мне давно хотелось поделиться историей возникновения моих болезней и теми богатейшими знаниями и опытом, которые я приобрела на нелёгком пути американского пациента. Но сомнения, подавленное настроение и страх не давали, держали всё внутри. Лишь гуманистический диагноз Армена Агузумцяна послужил окончательным толчком к написанию этой книги.
Многочисленные интересы моих детей снабдили меня временем, позволившим перевести мои мысли и чувства на бумагу. Рукопись была создана на скамейках футбольных и бейсбольных полей, теннисных кортов, плавательных бассейнов, в вестибюлях гостиниц, где протекали шахматные турниры, и во всевозможных видах транспорта, доставлявшего меня на соответствующие занятия и мероприятия.
Мой муж Метью проделал всё необходимое по сканированию и ксерокопированию рукописи, а также форматированию первого напечатанного документа, что было бы непосильной для меня задачей ввиду полнейшего неумения обращаться с техникой.
Девушка Анна напечатала рукопись, умудрившись разобраться в почерке, соответствующем тому, где и в каких условиях это всё писалось.
Моя мама Эвелина прочитала первый напечатанный вариант и внесла определённые поправки, многие из которых, конечно же, были сделаны, чтобы не было «неудобно», «неприлично» и «чтобы никто не обиделся».
Мой брат Ара каким-то чудом нашёл время в своём чрезвычайно забитом графике служения человечеству и провёл много бессонных ночей, редактируя мною написанное. Его литературный дар, опыт и вкус, а также чувство юмора и ироническое отношение ко мне существенно обогатили текст и внесли значительный вклад в сие произведение.
Доктор Грег Арутюнян (Гагик) имеет как прямое, так и опосредованное отношение к этой книге. Надеюсь, что прочитать её, перевести некоторые термины с английского на русский и подтвердить её грамотность с медицинской точки зрения, ему было проще, чем на протяжении многих лет утешать и фундаментально просвещать меня по поводу почти всего происходившего и описанного во второй части.
Друзья Диана, Нунэ, Алик, Арик и Карен оказались теми «счастливцами», которым пришлось не только прочитать это творение, но и высказать свои суждения замечания по его поводу.
Иллюстратор Карина Манучарян подготовила книгу к печати, обогатив её художественным оформлением и творческими идеями, а её бабушка Алевтина Манучарян и Маргарита Аветян откорректировали окончательный вариант.
Кроме вышеперечисленных людей я благодарна всем, кого люблю, и всему, что люблю, ибо любовь всё же сильнее страха, каким бы разрушающим он ни был.
ПРЕКЛОНЕНИЕ ПЕРЕД ИНОСТРАНЩИНОЙ
Папа всегда подавал мне идеи: «Хорошо бы окончить школу с золотой медалью, поступить в университет с одним экзаменом, чтобы успеть до начала учебного года отдохнуть, скажем, в Ленинграде», или «надо поучиться не где-нибудь, а только в МГУ», или «обязательно надо съездить в Таллинн на конференцию». При подаче этих идей двигали им отнюдь не амбиции по поводу моего образования, профессионального становления и развития. Он, конечно, очень радовался и гордился, когда у меня что-то получалось, но основным для него было послать меня (а при возможности – и всех нас четверых) куда-нибудь подальше и, главное, поинтереснее. Сам он всегда старался сопроводить меня до дальнейшего возможного пункта и на длиннейший возможный срок.
Надо сказать, что не успевал папа оформить свою очередную идею, как она попадала на удивительно благодатную почву, и я с поразительными рвением и упорством, а главное, реактивной скоростью начинала претворять её в жизнь.
Так я получила золотую медаль и поступила в университет с одним экзаменом, после чего мы (мама, папа, брат и я) провели двадцать прекрасных дней в Ленинграде, в то время как почти все мои друзья и одноклассники продолжали в сорокоградусную ереванскую жару сдавать вступительные экзамены. Правда, для меня эти дни были связаны с тяжёлым испытанием: младший брат, одержимый страстью к художественному и историческому прошлому, не пропускал ни одной вазы в Эрмитаже, ни одного фонтана в Петергофе, кустика в Павловске и даже заставил маму (нашёл мягкосердечного человека!) вернуться через всю Петропавловскую крепость к самому входу, чтобы ещё раз посмотреть на какую-то смирительную рубашку. Естественно, мой сверхзвуковой темп вступал с такими культурологическими копаниями в суровый и бескомпромисный конфликт, так что подробный осмотр смирительной рубашки и прогулка по Павловску, сопровождаемыe артиллерийским огнём моего «муната», навсегда заняли достойное место в семейном фольклоре. («Мунат» – непереводимый восточный термин, означающий основательно накопленный и ещё более основательно выражаемый потенциал недовольства, возмущения, ворчания, брюзжания и всей прочей богатейшей гаммы негативных душевных излияний истинно восточного человека.)
