Евгений Иоников - Алексей Котиков. Минское антифашистское подполье в рассказах его участников

© Евгений Иоников, 2020

ISBN 978-5-0051-4580-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первые немецкие самолеты появились над Минском около полудня 23 июня 1941 года. Как пишет белорусский историк Ирина Воронкова, в тот раз немцы сбросили бомбы только на Товарную станцию и аэродромы в Лошице (Аэропорт Минск -1) и в Слепянке (р-н улиц Столетова, Уральской, ныне этот аэродром не существует).

На следующий день, 24 июня, город бомбили с утра (9 часов 40 минут) до вечера (21.00). В этот день гитлеровцы нанесли четыре массированных удара по Минску, в каждом из которых участвовало до 50 немецких бомбардировщиков (Воронкова называет их максимальное количество – 47 самолетов во время первого, утреннего налета). Бомбили, в основном центр города, в том числе жилые кварталы, и лишь частично – окраины, где располагались промышленные предприятия. Уже в первой половине дня прекратили работу городской транспорт и магазины, вышли из строя электроснабжение и водопровод. Городские пожарные отряды с помощью жителей боролись с огнем, но только до тех пор, пока была вода. Со второй половины дня жизнь в Минске была парализована. К вечеру был уничтожен весь центр города.1

В 20.00 (по другим сведениям, в 21.00) центральные органы власти получили приказ командования Западного фронта об эвакуации в Могилев. В ночь на 25 июня 1941 года правительство БССР, а также партийные и советские органы власти, военные штабы и руководство НКВД покинули столицу.

Минский железнодорожный вокзал в июне 1941 года. Фото: https://vk.com/minskphotohistorynews

В результате бомбардировок 23 и (особенно) 24 июня Минский железнодорожный узел был фактически выведен из строя: подъездные пути оказались разрушенными, а значительная часть подвижного состава уничтоженной.

В сложившихся условиях к эвакуации населения, учреждений, фабрик и заводов города, по сути дела, даже не приступили. Не успели вывезти оборудование ни одного из 332 промышленных предприятий Минска, покинуть город удалось лишь незначительной части рабочих и служащих.2

Точное количество отправленных 23—25 июня эшелонов из Минска неизвестно, документов об эвакуации через Минский железнодорожный узел не сохранились. Ирина Воронкова, ссылаясь на воспоминания заведующего отделом транспорта и связи ЦК КП (б) Б М. И. Сарычева, называет 50 эшелонов, отправленных в эти дни на восток. Секретарь ЦК П. 3. Калинин в опубликованных после войны воспоминаниях пишет о 10 составах, отправленных из города 24 июня.3 В одном из этих последних эшелонов были эвакуированы семьи партийных и советских работников, в том числе и семья самого Петра Калинина (родители и жена с сыновьями). Многие горожане пытались выйти на восток пешком или выехать на попутных машинах. Некоторые вышли из города и пережидали бомбежки в окрестных деревнях и селах, а после их окончания возвращались в Минск.4

Утром 25 июня 1941 года из Минска вышел последний эшелон, на котором в эвакуацию уехали сами железнодорожники.5

Недалеко от города, на станции Седча (Осиповичское направление), руководство эшелона во главе с начальником политотдела Минского железнодорожного узла Мироновым отцепило паровоз и, взяв себе классный вагон, оформило его литерным составом и продолжило путь на восток. В числе брошенных на крохотной станции оказались начальник минского паровозного депо Федор Кузнецов, начальник отдела кадров Алексей Котиков, его заместитель, бухгалтер и, надо полагать, множество рядовых железнодорожников.

Военный комендант станции обвинил их в том, что они поторопились с эвакуацией, что Минск будут защищать, нужно возвращаться в город, восстанавливать транспорт, паровозы, связь. Секретарь Руденского райкома партии, которому они сумели дозвониться, отдал им прямое распоряжение вернуться в Минск и продолжить работу. Котиков с Кузнецовым и несколько их сотрудников (всего шесть человек) пешком отправились назад.

В Минск они пришли 27 июня утром. Город горел, на улицах царили паника и неразбериха. В железнодорожной больнице лежали раненые красноармейцы, для них с уцелевших железнодорожных складов вернувшиеся выделили продукты. До вечера на запасных путях они разыскали несколько паровозов, два из них успели растопить.

Так описывал эти дни Алексей Котиков в беседе с секретарем ЦК КП (б) Б, Петром Калининым, состоявшейся у него 4 декабря 1942 года в Белорусском Штабе Партизанского Движения6.

Его попутчик и непосредственный начальник Федор Кузнецов уточнил отдельные детали этой истории. После возвращении от Руденска в Минск они остановились на улице Чкалова, 2, в большом железнодорожном доме, в одной из квартир которого проживал Кузнецов. Ранее он успел отправить в эвакуацию свою семью и оставался один в пустой квартире. Алексей Котиков по неизвестной причине не сумел вывезти из Минска жену и малолетнего сына; его семья оставалась в Минске до освобождения города в 1944 году.

Жильцы дома №2 прятались от бомбежек в подвале. Там же, в подвале, заночевали и они. Кузнецов, как старший по должности, высказал уверенность, что царящие в городе беспорядки и растерянность в ближайшее время будут преодолены, отметил, что командный состав возвращается на свои места и вот-вот им, железнодорожникам, будет дано указание по организации военных перевозок.

На следующее утро, 28 июня 1941 года, в город вошли немцы.

Застигнутые врасплох, они вынуждены были действовать по наитию: прокрались в контору депо и уничтожили документы отдела кадров (у Котикова был ключ от сейфа) и партбюро, а также различного рода списки, доску почета (фотографии)7 – одну часть документов сожгли в паровозной топке8, а другую спустили в колодцы канализации первого сектора веерного депо. С собой они взяли бланки удостоверений личности и печать, которые в дальнейшем помогут им выйти из немецкого лагеря.9

2 июля в Минске был распространен приказ военного коменданта о регистрации мужского населения. Оставшиеся в городе мужчины (местные жители и беженцы) в возрасте от 17 до 55 лет (по другим данным – до 45) должны были 3 июля явиться к комендатуре, располагавшейся на улице Фрунзе. До войны эта улица называлась Фрунзенской (до революции – Госпитальной), северной своей частью она пересекала Советскую (проспект Независимости) и доходила до Широкой (Куйбышева) – почти до Оперного театра. Не явившимся грозили суровыми мерами – вплоть до расстрела.

Лагерь в Дроздах

По словам наблюдавшего издали за происходящим Василия Сайчика, комендатура располагалась в здании столовой или гостиницы, рядом с театром. Собравшихся для регистрации мужчин по домам не отпустили, их отправили сначала в лагерь за Сторожовку (около кладбища), а 5 июля перегнали в Дрозды – в устроенный на берегу Свислочи пересыльный лагерь военнопленных (дулаг). Территория его была обнесена колючей проволокой, периметр охранялся пулеметами. На первых порах собранных в лагере людей не кормили, а в подходивших к реке напиться стреляли. Позже знакомые и родственники начали приносить находящимся за проволокой кушанье и воду