Уважаемая тов. Давыдова!
Как известно, со временем многое стирается из человеческой памяти, поэтому я в 1947 году решил зафиксировать на бумаге то, что сохранилось в памяти из прошедшего, перенесенного и пережитого за период работы в Минском подпольном комитете и после его разгрома. Заметки писал, как говорится, для себя. И только по настойчивым советам некоторых товарищей в 1953 г. я послал 1 экз. материалов в альманах «Советская Отчизна». Редакция последнего… ответила мне, что такие материалы без проверки и подтверждения фактов институтом истории публиковаться не могут.
По просьбе директора Белгосмузея … 1 экз. настоящих записок я дал ему.
После разговора с Вами я бегло просмотрел записки и, откровенно говоря, теперь хотелось бы многое в них изменить. Ведь с их написания прошло более 12 лет и многое за это время прояснилось и уточнилось. Но пусть будет так, как есть.
С приветом, Г. Сапун.
6 марта 1960 г.
Люблино, Московская обл.
1Третий экземпляр своих воспоминаний Георгий Павлович Сапун передал адресату, белорусскому историку Вере Давыдовой – по ее просьбе, как это следует из письма подпольщика. Впоследствии она использовала в своих публикациях отдельные факты из записок Сапуна – в частности, его рассказ о поведении в минской тюрьме некоторых членов минского подпольного комитета.2 Близко знакомый с Валентиной Давыдовой писатель-документалист Иван Новиков также пользовался этим источником информации. В первой части посвященной минскому подполью трилогии («Руины стреляют в упор») он даже полностью, без купюр, процитировал несколько страниц из воспоминаний Георгия Сапуна.3
Полностью опубликованы они так и не были. Между тем, его записки содержат уникальную информацию о разгроме минского подполья осенью 1942 года и представляют собой подробный рассказ о его последствиях. В нашем очерке мы приводим его практически полностью, сократив лишь в некоторых деталях, не имеющих отношения к нашему повествованию. Кроме этого, в данной публикации мы большей частью опускаем упоминания о встречах автора записок с теми участниками подполья, о которых мы будем рассказывать в последующих главах нашего повествования.
***
Георгий Павлович Сапун был одним из немногих подпольщиков, кто сумел пережить истязания в минском СД, многомесячное нахождение в Минской городской тюрьме на улице Володарской (сейчас – Володарского) и двухлетнее пребывание в концлагерях – сначала в «Освенциме», а затем, с приближением в 1944 году фронта – в Заксенхаузене.
Он был рядовым беспартийным подпольщиком. Ему не полагалось многого знать о деятельности организации и о работниках подпольного комитета; несколько лично известных руководителей, отдававших ему приказания да немногие из тех, с кем он волей случая длительное время провел в застенках СД и в тюремной камере Пищаловского замка – вот и весь круг его знакомств среди подпольщиков.
Он не задавался целью всесторонне осветить работу подпольного комитета. Свою задачу Георгий Сапун сформулировал кратко и четко, как и подобало опытному инженеру. «Я хочу… показать… только чистую правду, ни на йоту не преувеличивая и не искажая действительности. Пробелов незнания я не заполняю домыслами или фантазией. Пусть будет лучше недоговорено, … но это все же будет правдой… только то немногое, что я лично знал. Что наблюдал, что перенес в течение почти трехлетнего заключения в подвалах гестапо, тюрьме и концлагере, что могла сохранить слабая память человека, присужденного к смерти и ежедневно ждавшего ее, я и хочу рассказать».4
***
К подпольной работе его привлек старый знакомый по довоенной жизни Антон Гук. В октябре 1941 г. он привел к нему на квартиру (Революционная, 41, второй этаж) двух человек – Диму и некоего Ивана Гавриловича; последний, как потом выяснилось, участвовал в создании в городе подпольного комитета и руководил им, его настоящее имя было Иван Кириллович Ковалев. Ковалев и приобщил Георгия Сапуна к участию в подпольной организации. Уже на второй или на третьей встрече Иван Гаврилович поставил перед ним вопрос ребром: «… победа сама в руки не приходит, ее нужно завоевывать с боем». Впрочем, многого от него подпольщики не требовали. «Работу мы тебе будем давать посильную и по твоей специальности», – заявил на той же встрече Иван Гаврилович5. На следующее утро к нему явился Гук с первым заданием: достать немецкую карту-план Минска.
Георгий Сапун по профессии был горным инженером, до войны работал в системе Наркомата топливной промышленности БССР. В июне 1941 года он попытался выбраться из Минска, но безуспешно; они с женой сумели дойти лишь до Руденска,6 провели несколько дней в окрестностях этого городка (он родился в Вороничах тогдашнего Руденского района), дожидаясь, когда немцев отбросят на запад. Увы, в августе месяце им пришлось вернуться в город. Некоторое время спустя его разыскали знакомые и предложили работу в топливном отделе городской управы. На первых порах он занимался учетом имевшегося в городе топлива и перераспределением его между предприятиями, учреждениями и городским населением.7
Через день или два после встречи с Иваном Гавриловичем он без труда выполнил его просьбу – забрал со своего стола один из имевшихся в их отделе экземпляров топографической карты Минска. Позднее его задания усложнялись. Так, например, все лето 1942 года он готовил для подполья уже не простую карту города, а с нанесенными на нее военными объектами немцев8.
Помимо этого, он участвовал в материальном снабжении находившихся на нелегальном положении подпольщиков, простыми словами – подкармливал у себя на квартире тех же Ивана Гавриловича, Диму (под этим именем скрывался видный подпольщик Дмитрий Короткевич), Николая Шугаева (с ним он был немного знал с довоенной поры, тот также работал в системе топливной промышленности). Кроме того, занимая пост в городской управе, а потом в немецкой конторе Торфоцентраль, Сапун содействовал бывшим военным в оформлении их на работу в сфере торфодобычи. Имея доступ к некоторым материальным ресурсам учреждений и предприятий оккупированного города, он наладил приобретение бумаги и краски для подпольной типографии.9
***
5 октября 1942 года на квартиру к Гуку должен был зайти Короткевич, но не явился на эту встречу. 6 октября Дима должен был быть и у Сапуна, но тоже не пришел. В практике подпольной работы ранее такого не наблюдалось. Если тот или иной работник не мог явиться в условленное время на явку, он должен был предупредить до, или в самое кратчайшее время после несостоявшейся встречи, сам или через других известных хозяевам конспиративных квартир людей.
