Маленькая часовенка была закрыта. Анечка несколько раз подергала железную ручку черной двери: «Заперли, опоздала». Ни тебе Рождества, ни свечки, ни шоколадных с позолотой икон, ни баса батюшки. Черная запертая дверь, снежок, темные окошки. Рождество случилось.
Анечка заспешила домой. Но метро тоже уже закрылось, пришлось ловить попутку. Она долго стояла на обочине, старательно тянула руку, будто выучила все наизусть и теперь нетерпеливо вызывалась ответить урок. Мимо проносились машины. После каждой проехавшей становилось холоднее. И город укутывала ночная зимняя грусть. Наконец притормозила «копейка», а подробнее их Анечка не различала. В салоне было темно и накурено. Водитель в мятой кожаной кепке, похожей на чайный гриб, прохрипел, что в честь Рождества денег не возьмет. Так уж и быть, довезет, не обидит. Так он сегодня решил, в честь праздника. Машина, а в ней Анечка, полетели по заснеженным пустынным улицам. Было странно, но Анечка не возражала.
Усталая от того, что в последнее время постоянно приходилось куда-то спешить и все равно не успевать вовремя, что люди вокруг требовали внимания и жалости, что жить почему-то становилось все тяжелее, Анечка нахохлилась в гнездышке меховой шубки и совсем скоро заснула. Машина продолжала скользить по темному городу. Повсюду мерцали гирлянды, звездочки, разноцветные новогодние лампочки и неоновые снежинки.
Когда-то Анечке хотелось верить в ангела. В те времена ангелов в ее жизни совсем не было, а намеренный поиск приводил к неприятностям. Поэтому Анечка пыталась выяснить у самых разных знакомых, какое должно возникнуть чувство, когда ты впервые встречаешь своего ангела на улице или если ангел укрывает тебя крыльями от беды. Ей очень хотелось знать, на что это похоже, когда ангел неслышно пролетает под потолком комнаты, освещая своим теплым сиянием темные уголки и, вдохнув сон, ускользает в форточку.
Одна женщина в очереди сказала, что все свыше должно внушать страх. Это разочаровало Анечку, потому что она не любила бояться. Старушка-вахтерша призналась, что лишь однажды за всю свою жизнь видела ангела. Это случилось на Черном море, вечером. Ангел тихо прошел по маленькой комнатке пансионата. Старушка-рассказчица в то время была еще молодой незамужней девушкой, она спросонья вся затрепетала от счастья. Но настоящего счастья в ее жизни никогда не было, только отдельные проблески, блестки. Бывший Анечкин парень утверждал, что видит ангелов довольно часто и как-то раз даже сумел дотронуться до мягких, прозрачных крыльев одного из них. Но они все равно расстались прошлой весной – просто так, потому что любовь закончилась.
Однажды Анечку попросили присмотреть за трехлетней племянницей. Анечка читала книжку, а маленькая девочка ползала по полу, разбрасывала кубики и заводила свои квакающие и булькающие музыкальные игрушки. Потом вдруг маленькая девочка затихла и уставилась в черное незанавешенное окно, долго смотрела туда и сияла теплой, счастливой улыбкой. Анечка отложила книжку, подошла к окну, осмотрела улицу и спящее под черным пододеяльником небо. Но ничего и никого там не нашла. Видимо, ангел уже улетел. Или он был предназначен только для маленьких девочек и не хотел показываться на глаза недоверчивым и подозрительным взрослым.
Сейчас Анечка дремала в машине, покачиваясь из стороны в сторону. Свет фонарей и фар освещал ее редкие реснички, пухлую щечку и уголок рта, утопающий в сером мехе шубки.
Анечке снилось, что она – тоже маленькая часовенка, отстроенная добрыми людьми у дороги, в глухой тайге. Только одна бумажная иконка и еще треножник на три свечки, больше там внутри ничего не было. Иногда редкие снежинки прорывались внутрь через трещины купола и медленно опускались к полу, мерцая в сумраке. Так было долго – шли годы, десятилетия и ничего не менялось. Потом однажды в темноте послышался настоятельный стук. Кто-то отворил тяжелую железную дверь часовенки, вошел в темноту, принеся с собой из тайги вьюгу и завывающий ветер, пахнущий заиндевелой хвоей. В темноте ничего не было видно. Ни лица, ни одежды. Только черная глыба человека и его порывистое дыхание, клубящееся на выдохах паром. Он достал из кармана коробок спичек, неуклюже уронил, ругнулся, тут же поспешно перекрестился. Взял с полки у стены свечку, зажег, поставил. Долго рылся в карманах, не нашел монетки. Постоял, поклонился, вышел. У него за спиной были крылья.
Во сне Анечка улыбнулась. Было радостно. Где-то на задворках сна хор тихонько пел рождественские гимны. Они ведь знакомы, просто Анечка не догадывалась, что он – ее ангел. Ей сразу стало трудно жить, узнав того, кто зажег эту свечку в маленькой таежной часовенке, в ее темной душе. Зато ей теперь было светло от простоты решения, чудно вспоминать всю свою прошлую жизнь и то, сколько раз она проходила мимо него, не замечая.
Теперь, во сне, Анечка испытала страх того, что свыше, о котором когда-то говорила ей женщина в очереди. Теперь, во сне, Анечка боялась нарушить расстояние, разделявшее их. Она удивилась – оказывается, это так ответственно, знать своего ангела, быть рядом и никогда не коснуться его крыльев, его ладони.
Теперь она знала, что у ее ангела совсем не такие тонкие пальцы, как рисуют на иконах. У него обыкновенные, даже чуть грубоватые руки. Анечка была уверена, что пока он присутствует где-то рядом, она не сможет быть злой и только его никогда не сможет околдовать. Во сне она размышляла о девушке, которая была так прекрасна и чиста, что ангел не сумел удержаться и на земле родился их сын, от которого ведет начало весь ангельский род, огромное белокрылое воинство. Теперь Анечке было тепло, ведь она знала: где-то в закоулках города, в подвале, на узенькой кушетке охранника, прикрытый драповой курткой, спит ее ангел.
Анечка не могла знать только одного: часовенке в глубине тайги было триста с лишним лет. Стены часовенки – древние, изъеденные жуками-короедами сосновые бревна. Свечка горела медленно, нагреваясь от пламени. Свечка постепенно размягчилась, накренилась, изогнулась, а потом и вовсе упала с треножника на деревянный пол. Пожар занялся мгновенно. Сгорела бумажная иконка. Занялась стена. Вскоре таежная дорога озарилась неугомонным пламенем. Языки огня плясали на фоне черных стволов, снега и ночи.
– Приехали, красавица, – прохрипел водитель, – твоя остановка.
Ответа не последовало. Ни звука, ни шороха. Водитель оглянулся. На заднем сиденье никого не было. Пассажирка в шубке исчезла. От неожиданности водитель замер. И даже немного испугался. На всякий случай он еще раз старательно оглядел заднее сиденье от правой до левой двери. Потом пожал плечами и почему-то подумал, как же легко ошибиться, как же легко все на свете перепутать. Он-то намеревался сегодня, в Рождество, довезти кого-нибудь до дома и не взять ни копейки. Это был такой особый Рождественский дар. Водитель был уверен, что разговор со всеми, кто свыше, – это добрые дела и щедрые поступки. В глубине души ему было очень страшно забирать свой повторный анализ из больницы. Теперь водитель сокрушался: наверное, надо быть смелее, как-нибудь обходиться без всяких этих суеверий и дурацких сказок. В ту ночь он больше никого не подвозил ни за деньги, ни за надежду. Расстроенный и притихший, он неторопливо рулил домой, от Профсоюзной – в Орехово. На всякий случай по дороге он решил ничего не рассказывать жене и сыну. Просто умолчать об этом странном случае, как будто ничего особенного не произошло. Он ехал по пустому шоссе, почти один. А над городом кружили сиреневые ангелы снегопада и черные крылатые лошадки рождественской ночи.
