Анне С. сказочно повезло. Ее неожиданно приняли на работу в компанию «Zaslon», одну из трех, получивших статус Корпорация планетарного значения. Собственно, не в саму Компанию, а в один из ее филиалов, имевший непонятное обозначение «Проект особого значения – ФД-2». Таких филиалов под эгидой «Заслона» на всей планете было всего три штуки. О них ходили самые фантастические слухи, но чем там занимаются, никто толком не знал. Анна случайно увидела объявление и, ни на что не надеясь, отправила по указанному адресу свою заявку с краткой биографией. Краткой, потому что ей и рассказывать было особенно нечего. В графе «особые способности, навыки и умения» она хотела было поставить прочерк. Но потом все-таки написала, что «умеет быстро печатать». Приложила, как требовалось, и свою объемную фотографию девушки немодельной внешности двадцати лет от роду.
Она даже удивилась, когда получила приглашение на кастинг, и долго колебалась, стоит ли время терять, но все-таки села в свой старенький флайтер, который и ползал-то со скоростью ниже сверхзвуковой, а высота в тысячу метров была его пределом, отчего этот драндулет вечно застревал в воздушных пробках, а Анна всюду опаздывала.
Когда добралась (на этот раз вовремя), в глазах зарябило от яркой и шумной толпы претенденток, в которой преобладали красотки – не чета ей. Соискательницы прошли стандартное тестирование, проверку на полиграфе и сканирование подсознания. А потом началось главное испытание. Всех усадили в огромном зале перед компьютерами и велели печатать со слуха текст, который намеренно неразборчиво произносил длинный мужчина, тарахтевший, как пулемет. Испытание продолжалось больше часа. Чтец к этому времени совсем охрип, а у Анны от напряжения даже пальцы онемели.
Все работы (сотню с гаком) стали проверять тут же, предложив участницам подождать в кафетерии, где их бесплатно угощали минеральной водой и очень вкусными бутербродами. Через полтора часа к ним вышла красивая пожилая женщина, поблагодарила всех за участие, но остаться попросила одну лишь Анну.
Ее провели в кабинет, где сидел огромного роста мужчина – лысый, но с пышной бородой.
– А, вот и лучшая из лучших! – воскликнул бородач, потирая руки, и ласково ей улыбнулся. – Как вас величать, милое дитя?
– Анна.
– А я Громов. Гендиректор. Вы хоть знаете, в какое заведение вы попали?
– Что-то военное?.. – едва слышно прошептала она.
– Во-первых, не военное, а оборонное, – назидательно поправил гендиректор. – А, во-вторых, в последние полвека мы сделали акцент на новейших компьютерных технологиях, напрямую с оборонным ведомством никак не связанных.
– А с чем связанных? – решилась спросить Анна.
– С душой, дитя мое, с душой, – улыбнулся Громов. – Ну, душа – это скорее фигура речи, но… Вы помните, что еще древние говорили: Есть только две великие тайны, которыми стоит заниматься, – Вселенная и человеческое сознание (они и называли его душой)?
Анна не помнила, конечно, но виду не подала, а лишь кивнула головой.
– Вот великую тайну сознания мы в «Заслоне» и пытаемся постичь, – сказал Громов и внезапно спросил: – Вам сколько лет?
– Двадцать. Но скоро будет двадцать один, – поспешила добавить Анна, испугавшись, что он счел ее слишком молодой для работы в фирме.
– Ага, значит, вы еще не родились, когда был объявлен «Федоровский год»?
– Нет, но что-то слышала.
– Во-от, слы-шала-а, – передразнил Громов. – Вы, должно быть, и о Николае Федорове ничего не знаете?
Анна в ответ сокрушенно покачала головой.
– Между тем это великий философ. И в тот «Федоровский» год человечество попыталось реализовать его заветную идею об оживлении во плоти всех когда-либо живших на Земле людей.
– И что, получилось? – спросила Анна и тут же покраснела от смущения, осознав, что сморозила глупость.
– Нет, милое, хотя… э-э… и невежественное создание, не получилось. Но какой был энтузиазм, какой порыв! – гендиректор в волнении зашагал по кабинету. – Увы, современный уровень знаний еще не позволяет в прямом смысле оживлять. Тем паче во плоти. Может, через тысячу лет это и случится. Но тот великий план закончился великой же неудачей и общим разочарованием.
– Ой, как жаль!
– А мне-то как жаль! Задачка не по зубам оказалась. Но кое-чего мы достичь сумели, – сказал Громов. – Оживить, положим, не удалось, но… воссоздавать точную копию умершей личности мы, заслоновцы, научились.
– Как это?
– А вот так. Все грани личности мы смогли определить и, так сказать, реконструировать, а потом связать воедино. Дорогое, скажу вам, удовольствие! Каждая воссозданная личность обошлась в два миллиарда баррелей. Хотя средства нам выделили колоссальные, но даже их могло хватить лишь на три личности. Возник вопрос – кого воссоздавать? Выбор непростой: великих людей в истории много. В конце концов решили так: Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд и… Большинство склонялось к тому, что третьим должен быть Джон Леннон. Но про литературу-то мы и забыли! Стало ясно, что хошь не хошь, но хотя бы одного самого-рассамого писателя воссоздать придется. После долгих споров, переходящих в ругань и даже в рукоприкладство (шучу, шучу), бросили жребий.
Всего было пятнадцать кандидатов. Лично я «болел» за Джоан Роулинг. Вы хоть про Гарри Поттера слышали?
– Ага, я про него кино смотрела. Старое-престарое.
– Да, но жребий пал на Федора Достоевского. А о нем слышали?
– Краем уха, – честно призналась Анна.
– Эх, молодежь, молодежь. Он же гений был! Властитель умов! Матерый, доложу вам, человечище. Это, впрочем, гм… не про него, кажется, сказано… Да, но характер, увы, не сахар. Тот еще фрукт! Как его только не называли еще при жизни – и мракобесом, и… Словом, по-разному называли. Так вот нашей компании выпала честь воссоздать именно его. Вот почему комбинат так и называется – ФД-2. В смысле, Достоевский номер два.
– И что, этот Федор Достоевский похож на того, настоящего?
– В точности.
– Робот?
– Нет, не робот, но куда сложнее робота. Вы в технике разбираетесь?
– Не так чтоб очень… – снова застыдилась Анна.
– Тогда объясняю на пальцах – с виду это вроде как навороченный компьютер. Коробка с дисплеем. Видеокамера, с помощью которой он может читать бумажные книжки. Аудиоблок вмонтирован. Поэтому он умеет разговаривать. А мыслит он и чувствует, как настоящий Достоевский. Чувства его мы определяем по цвету экрана. Когда экран бордовым становится, значит, он в раздражении. Этот цвет, кстати, преобладает. Если цвет голубой, мы уже знаем, что Федор Михайлович пребывает в благодушном настроении. Это, правда, редко с ним случается. Когда приступ вдохновения, экран становится фиолетовым. Серебряный экран с мраморными прожилками – значит, Федор Михайлович предается воспоминаниям и ностальгии. А если искры разноцветные по всему экрану, то его обуревают сладострастные мысли и мечты.
