«Мое дыхание в человеке – не навсегда. Он всего лишь плоть, и пусть срок его жизни будет сто двадцать лет»
Бытие, 6:3
Я был непосредственным участником тех странных и мрачных событий, о которых все еще продолжают ходить самые фантастические слухи. Впрочем, они не имеют никакой связи с реальностью, поскольку информация о происшедшем была строжайшим образом засекречена. Неизбежные «утечки», которые, собственно, и послужили источником и основанием для шумихи в газетах, в интернете и на ТВ, по большей части плод фантазии, а крупицы правды слишком мизерны и недостаточны, чтобы составить подлинную картину. Обнародуя эти записки, я нарушаю взятый на себя обет молчания, ибо история эта имеет исключительную важность для всего человечества. И рассказать о ней – мой прямой долг. Сознание того, что кто-нибудь из читателей сочтет вышесказанное всего лишь банальным литературным приемом, а саму историю – плодом больного воображения, нисколько не огорчает меня. Куда важнее, что мир узнает еще об одном, но уже неопровержимом доказательстве существования Бога, доказательстве, которого в течение многих веков тщетно взыскует утратившее ориентиры человечество.
***
Для начала позвольте представиться – Константин Кравцов или просто Костя. Вам мое имя, конечно, ничего не говорит. Зато я работал с Ильей Львовичем Хаскиным. А его теперь знают все. Да, это тот самый знаменитый Хаскин, который, как писали в газетах, сумел подобрать ключик к тайнам Творца. Но о самом этом ключике (отнюдь не золотом) широкой публике ничего не известно. И вот настала пора рассказать об этом хотя бы кое-что.
Тут самое время объясниться. Я совсем не писатель, и свои записки начал совершенно случайно. Записать эту историю меня надоумил, а, вернее, уговорил мой приятель Паша. Собственно, тогда и самой истории еще не было, а была лишь неподтвержденная гипотеза, которую Хаскин мне изложил. А я в общих чертах пересказал ее Паше.
Паша страстный любитель детективов, мистики и прочей фантастики, и большой специалист по современной литературе. Так вот он сказал, что если я запишу эту историю, то успех обеспечен. Такую книгу с руками оторвут, даже если никто в реальность этой теории не поверит. Вот он, Паша, например, не верит, но звучит захватывающе. А, значит, тут тебе и гонорары от издательств, и почти неизбежный договор с Голливудом на право экранизации («Тут главное не продешевить!» – предупреждал Паша).
Я вначале только смеялся и объяснял ему, что все мои самостоятельные тексты за всю жизнь можно свободно уместить в тонкой школьной тетрадке, в которой они и хранятся моей мамой. Поскольку это мои письма к ней, написанные в разные периоды моей жизни. Литературной ценности они не представляют, ибо сводятся к констатации, что «у меня все в порядке» и просьбам «привезти клубнички» (пионерский лагерь), «шахматы» (санаторий для детей, больных полиомиелитом) или «немного деньжат» (многочисленные, но краткие периоды самостоятельной жизни).
Но Паше эта гипотеза Хаскина показалась настолько сногсшибательной, что он загорелся ею и стал меня убеждать.
– Ты только начни. Изложи самую суть. Даже, если дальше из этой затеи ничего не выйдет, не беда! Материала с головой хватит для сценария.
Паша – человек незаурядный во многих отношениях. Но в первую очередь он незаурядный лентяй. Я познакомился и сблизился с ним на почве шахмат. В выпускном классе (мы одногодки, хотя учились в разных школах) целыми днями гоняли блиц. Причем он давал мне пять минут, а себе – только одну, но при такой форе выигрывал у меня семь партий из десяти. Английский он знает, как родной. Книг прочитал раз в сто больше моего. Иногда кажется, что он вообще читал все книжки на свете. Я сам любитель почитать, но куда мне до него. Паша и соображает необыкновенно быстро, и воображение у него невероятное – на ходу придумывает истории, которые, кажется, сядь и запиши – публика на части будет рвать.
– Вот сам и напиши бестселлер для Голливуда, – говорил я ему.
– Да ну его, – только улыбался Паша. – Скушно, брат, самому-то писать. Нет уж, лучше я твой почитаю.
Говорю же, лентяй, каких поискать. Когда все вокруг мечтали поступить в институт попрестижней, он выбрал самый задрипанный, где вечно был недобор, и принимали любого с улицы. С грехом пополам он его закончил, но по специальности работать не стал. Он, вообще, в свои двадцать пять никогда и нигде не работал. Да и зачем, если у него папаша бизнесмен? Причем успешный. И к тому же щедрый. По крайней мере, сыну ни в чем отказа нет. Так что при всех своих блестящих талантах, Паша не делает ровным счетом ничего. Прожигает жизнь. Он к тому же хорош собой, поэтому девиц меняет как перчатки. Для меня, у которого по этой части проблемы, его дон-жуанство всегда вызывало зависть. Но, вообще-то, я его люблю. Пожалуй, он самый близкий (если не единственный) мой друг.
Так вот этот раздолбай даже пообещал меня консультировать и, вообще, работать моим редактором, если я только начну писать. Это предложение меня настолько удивило, что я согласился попробовать. Я показывал Паше ту хрень, что выходила «из-под моего пера». Он только смеялся и всерьез правил мой убогий текст. После этих правок все выглядело несравненно лучше.
Кроме того, он, как эксперт по литературе, дал несколько очень дельных советов. Книга должна быть толщиной не больше 150 страниц, ибо у современного человека нет времени на чтение многостраничных талмудов. Описание природы и всяких чувств необходимо свести к минимуму, а лучше убрать полностью. Темп и занимательность – вот главный секрет успеха. Язык должен быть простой. Фраза – рубленой. Существительное, глагол, изредка – прилагательное. Никаких тебе придаточных предложений (тут я, кажется, уже дал маху). Правдоподобие не обязательно и даже нежелательно. Достоверность обстановки, характеров и прочая – все фигня! Главное, чтоб читатель благодаря тебе забыл о своей убогой жизни. Да, и еще про детали не забывай. Публика их любит. Так что, если можешь, вверни этак ненароком что-нибудь про горлышко бутылки под луной. А если не можешь – пропусти. Вот, собственно, и все. Плохо, конечно, что главный герой у тебя еврей, да еще такой. Это оттолкнет добрую половину читающей публики. А, может быть, наоборот – начнут ее читать и штудировать, как «Протоколы сионских мудрецов».
– Да, и помни про монтаж, – сказал Паша.
– Монтаж? Это как в кино? – переспросил я.
– Ага, как в кино. Его смысл состоит в перескакивании с пятого на десятое, чтобы запутать зрителя или, в твоем случае, читателя. Избегай плавного и последовательного повествования. Оно на читателя навевает сон. А если будешь перескакивать, он, может, и не поймет ничего, но хотя бы скучать не будет.
