Не зря меня терзали смутные сомнения – директор мой новоприобретённый кинул меня ещё до начала моей деятельности. Когда я в первый свой рабочий день в конторе с диким названием «ПКТИТП» вошёл в директорский кабинет, его владелец – Лаба́зов Властимир Петрович, состроив грустную мину на своей продувной физиономии, заявил:
– Извиняй, но министерство не пропустило твою кандидатуру на начальника отдела, говорят, суки, мол, беспартийный, то… сё… Пока могу тебя только заведующим сектором взять, но ты не переживай, месяц-другой, всё устаканится, и мы тебя пропрём на должность. В этом будь спокоен.
И в самом деле, чего беспокоиться – обманул ещё до порога и высматривает хитрыми зенками, как я отреагирую. А как тут реагировать? Понимает паскудник, что в угол меня загнал – возвращаться западло, оставаться и работать под началом такого прохиндея – тоже то ещё удовольствие, но делать было нечего, и я ответил:
– Ну что ж делать, поработаем.
Властюша оживился:
– Ну и ладненько, сейчас с главным инженером поедешь в свой отдел, они сидят не в нашем здании.
В кабинет директора вошёл главный инженер – Шалыгин Юрий Иванович, мы поздоровались, вышли вдвоём из здания, прошли пешком по Лесной до улицы Горького, сели в троллейбус и покатили к месту моей работы. Отдел, в котором мне предстояло трудиться, располагался в Брюсовом переулке, минутах в десяти езды от основного здания.
Зайдя во двор старинного серого здания, мы вошли в подъезд, спустились по ступенькам – отдел располагался в полуподвале, и вошли в помещение с изрядно обшарпанными стенами. Прошли по пустому коридору, Юра завёл меня в пустой кабинет, сказав:
– Подожди здесь, – куда-то исчез.
Я стоял, оглядываясь: двухтумбовый стол, стоящий в кабинете, шкаф, какой-то самодельный деревянный стеллаж, подоконник и всё свободное пространство пола были завалены какой-то рухлядью, бесчисленным количеством папок, набитых бумагами, пожелтевшими рулонами чертежей, каким-то немыслимым тряпьём и ещё чёрт знает чем.
Потихоньку комната стала заполняться людьми, которые с любопытством разглядывали меня, последним вошёл мужик невысокого роста, у которого один башмак был перевязан верёвкой, поскольку его подошва была практически полностью оторвана.
Я стоял, смотрел своих новых коллег, признаться, их вид меня изрядно удивил. Мне немало приходилось работать и бывать примерно в таких же коллективах, но такую затёртую, зашарпанную, неряшливо одетую публику, трудящуюся в конструкторско-технологическом отделе я видел впервые. Вспоминая вечером эту встречу, я не мог воскресить в памяти, сколько в отделе мужчин и женщин, все были какие-то бесполые, а в отделе работали практически одни бабы и было четыре мужика – отсутствующий начальник Акимов, зав. технологическим сектором Юра Дубинин, зав. конструкторским Виктор Иванов и Женя Зуев. Но у всех моих коллег был какой-то безнадёжный, замыленный, равнодушный взгляд, какой, наверно, бывает у заключённых, много лет находящихся вместе в одной тюремной камере и не ожидающих скорого выхода на волю. Мне стало понятно, почему директор на мою просьбу посмотреть, с какими людьми мне придётся трудиться, ответил:
– Ну что там увидишь? Стоят люди за кульманами, чертят что-то, технологи пишут. А начальник отдела поймёт, что я под него копаю, давай без этого.
Он точно меня просчитал – если бы я увидел, в каком коллективе мне придётся трудиться, я бы точно отказался от перехода в это учреждение.
Протиснувшись сквозь толпу, главинж обратился к работникам отдела:
– Представляю вам вашего коллегу, это Рейн Алик Владимирович, он с сегодняшнего дня будет трудиться в вашем отделе на должности заведующего сектором, вопросы есть?
Мужик в ботинке с оторванной подошвой произнёс:
– А каким сектором руководить будет?
Шалыгин ответил:
– Не беспокойся Юра, не твоим. Будет создан новый сектор малоотходных технологий.
Кто-то произнёс:
– А пусть о себе расскажет.
Юрий Иванович повернулся ко мне:
– Алек Владимирович, расскажите коллегам о себе.
– Конечно. Зовут меня Алек, мне тридцать семь лет, я окончил МВТУ имени Баумана, кандидат технических наук. В разное время работал конструктором штамповой оснастки, средств механизации, занимался научной деятельностью в области создания и деформирования транспирационных композитов. Пожалуй, всё, остальное в работе.
Главинж дополнил:
– Ну в целом, я думаю, всё всем понятно, остальное, как Алек Владимирович сказал, – остальное в работе. Юр, ты подыщи Алеку Владимировичу местечко свободное.
– Найдём.
Шалыгин, распрощавшись, ушёл, а мы с Юрой, тем самым мужиком в ботинке с оторванной подошвой, пошли искать мне место. В отделе было два сектора – конструкторский, занимающийся проектированием штампов, и технологический, разрабатывающий технологии штамповки, занимал отдел четыре или пять комнатушек, работало в нём, на момент моего появления, человек семнадцать. В одной из таких комнатёнок конструкторского сектора, которым заведовал Юра, нашлось мне местечко. Чтобы втиснуть меня, пришлось раздвинуть два стоящих рядом кульмана, место было совсем никакое – тесновато, мало света, колченогий стул, впрочем, он в аккурат был под стать столу, увы, других не нашлось. Однако, дело житейское, привёл в порядок письменный столик – выкинул всё, что было на нём и в нём, сел и понял, что больше мне здесь делать нечего. Встал, сообщил Юре, что если меня будут искать, то я на выставке новых технологий и оборудования в Сокольниках.
На выставке встретил своего вузовского однокашника Володьку Рожкова, потрепались, вспомнили молодость, технилище, потом разбежались. Ходил, смотрел новые технологии, оборудование и неожиданно наткнулся на директора, который в компании главного инженера тоже болтался между забугорных экспонатов. Увидев меня, он с удивлением спросил:
– А чего ты здесь делаешь?
– Да то же, что и вы, Властимир Петрович, – слюну глотаю, глядя на чужие успехи. Ну вы правильно поступили, что отдел мне не показывали, народец там, как я поглядел, подобрался – явно к переменам не готовый.
Начальник мой новый скорчил физиономию и ответил мне, скривившись:
– А там, где всё хорошо, никто не нужен.
Мы распрощались, и я пошёл, размышляя – а ведь прав подлец, то, что меня кинул, это, конечно, западло, но ситуационно прав – чего я ждал? Толпу блестящих специалистов в смокингах, терпеливо топящихся меня у входа, в ожидании, когда я появлюсь на пороге и поведу их к сияющим вершинам? Всё, в общем-то, вполне закономерно.
На следующий день я задумался – а чем мне, собственно, заняться на своей новой работе. Может быть, сесть за доску и начать проектировать штампы, или писать техпроцессы? Зашёл к конструкторам и технологам, посмотрел, чем они занимаются, – несложные однопозиционные штампы и техпроцессы того же уровня, такие я проектировал в начале своей конструкторской карьеры семнадцать лет назад. Конструктивно и технологически я готов клепать это хоть сейчас, вопросов никаких не будет, надо будет немного разобраться с новыми обозначениями допусков, посадок, оформлением – немного поменялись стандарты, но нужно ли мне это? Подумал и решил – не буду, а то директор решит, что я прогнулся. Поехал в нашу базовую контору на Лесную и взял приказы по министерству за предыдущий год, решил понять, – а каков уровень принятия решений в Минживмаше в целом? Сидел, просматривал, дошёл до приказа, предписывающего разработать и изготовить установку измельчения и сушки грубых кормов для скота лучами лазера. Стало повеселее, и с уровнем всё понятно – молодцы ребята, и про лазер даже знают, так держать.
