Никколо Паганини
(Отрывок)
Говорить о жизни сложно, дорогой мой читатель, но заманчиво. Человек родился, привык к окружающей, баюкающей его среде, которую впитывает всеми фибрами. Рожденный свободным от всяких уз, он счастлив. Но все течет, все меняется. Условия жизни поменялись, поменялся и человек, а значит, приспособился.
Люди рождаются с разными характерами, и судьбы у них разные, и они по жизни идут каждый своим путем. Если человек талантлив, разносторонне развит, имеет на все свое мнение, у него есть своя жизненная цель, и он стремится достичь этой цели. Если человек просто живет, согласен с условиями, в которых он живет, его ничего не волнует, может быть как-то всколыхнется, как травинка от ветра, ветер улетит, и опять тихо. Такие люди, послушные, вреда не приносят стране, они спокойны. Но подчас они становятся жертвами порабощения властью, церковью.
Рассуждая философски о жизни, я постепенно подхожу к волнующей теме: о жизни великого скрипача Никколо Паганини, о котором поведал русский советский писатель, романист Анатолий Виноградов (1888–1946), хорошо изучивший библиографический исторический материал о музыканте-скрипаче Никколо Паганини, и он помог разобраться в этой истории, с надеждой, что и вам будет интересно, мой читатель, вспомнить историю, если чуть подзабыли, эпоху Возрождения. Трагическая судьба привлекает внимание к рассуждению о разных человеческих судьбах, тем более если талант человека обогащает культурное наследие эпохи, государства.
Чтобы понять жизнь великого скрипача, виртуоза скрипичного искусства, надо проникнуть в глубь средневекового феодализма XIV века. Италия в это время ощущала на себе гнет католицизма как рабства набожности. Спекулируя на невежестве и доверчивости народа, католические церковники преследовали свои эгоистические меркантильные цели. Гуманисты того времени подчеркивали: служитель церкви тоже человек, имеющий все естественные права, и если осуществления этих прав он добивается тайно, то превращается в лицемера. Такой же дух бесправного средневековья, дух феодализма и остался в Генуе, когда родился Никколо Паганини.
* * *
27 октября 1782 года, в дождливую ветреную ночь, когда в оба генуэзских мола, как пушечные выстрелы, хлопали волны прибоя, в бедной итальянской семье в Генуе родился Никколо Паганини. В предании говорится, ребенок кричал всю ночь, ребенок кричал утром. Он плакал, будто жалуясь на произвол родителей, призвавших его к жизни в эту страшную ночь.
Нищета процветала в убежище для бедных, где провел детство Никколо. В гурьбе оборванных ребятишек, выбегающих из этого убежища пускать бумажные и деревянные кораблики в лужах или с гамом и криком бросающихся в уличные бои, можно было заметить маленькую обезьянку с выдающейся челюстью, широким лбом, курчавыми черными волосами и очень длинным носом. На уродливом лице странно выделялись огромные агатовые глаза. Необычайно красивые глаза поражали своим несоответствием всему облику длиннорукого кривоногого ребенка с громадными ступнями,
с длинными пальцами на длинных кистях. Когда эти глаза загорались любопытством, лицо выравнивалось и внезапно теряло свою уродливость. И даже отец Никколо Антонио выговаривал: «Фу, какой ты урод!»
Отец хорошо играл на гитаре «Карманьолу». Ему хотелось поскорее выучить сына играть на музыкальных инструментах. Никколо делал первые попытки игры на лютне и робко старался повторять за ним. Потом отец принес сыну старую скрипку и объявил: «Никколо, ты будешь учиться играть на скрипке. Я сделаю из тебя чудо, ты будешь зарабатывать деньги». С этими мыслями он остался верен себе на всю жизнь. Начался первый урок скрипичной игры. Маленький мальчик с трудом понимал отца. Отец раздражался и на каждый промах сына отвечал подзатыльником. Потом приноровился пользоваться длинной линейкой: когда сын делал ошибку, Антонио легкими и почти незаметными ударами бил сына по кисти до кровоподтеков. Или сажал в чулан, пока не сыграет без ошибок первое упражнение. Своим жестким подходом к сыну Антонио Паганини отшибал все желание продолжать учение с отцом. Никколо убегал из дома, пока отца в нем не было. Он бегал по склонам гор, выпрашивал у старух кусок овечьего сыра или чашку козьего молока. Усталый, исцарапанный о камни, он забирался в самые глухие места, где отец не мог его отыскать. Мальчик засыпал на ветвях деревьев, пригретый лучами солнца, проклиная скрипку, которая превращалась для него в орудие пытки.