Осенью Дэнстора особенно мрачна.
Оливковые тучи наглухо затянули небо и не отступали уже полмесяца. Накрапывал дождь. Храм Великого Иосифа высился над городской площадью: искажённый блаженным маревом, он навевал благоговейный ужас на горожан.
Рив отворил дубовую дверь и зашёл в невысокую пристройку храма, вслед за ним в комнату ворвался промозглый ветерок. Помещение с бордовыми стенами пропитывал едкий дым от сырых поленьев. В центре комнаты Отец Савопло утопал в огромном кресле: его ступни без обуви покоились на мохнатой шкуре волка, растопыренные пальцы ног шевелились и тянулись в сторону камина.
– Кого там нелёгкая принесла, – Савопло оторвал взгляд от картины, написанной маслом: женщины с овальным лицом и золотыми локонами. – Рив, тебе не кажется, что столь потрёпанный внешний вид скорее подходит разбойнику с большой дороги, чем начальнику моей охраны?
Савопло нахмурил густые брови, явив миру огромную вертикальную складку на переносице. Рив учтиво поклонился и прошипел:
– Виноват, Ваше Святейшество, немного запачкался.
Он скинул с головы промокший капюшон. Полы плаща были покрыты слоем грязи и провисли от набранной влаги. Капля крови, разбавленная дождевой водой, стекла с носа охотничьего сапога на паркет. Чтобы отереть лицо и бороду от грязи и дождя Рив достал белоснежный платок, который всегда держал в идеальном состоянии, но даже он оказался мятым.
– Ладно, что там у тебя? Выкладывай!
– Слухи о происшествии разлетаются со скоростью воробьиной стаи, Ваше Святейшество. Народ помешался на магии. Теперь каждый второй заявляет, что якобы может призвать молнию или говорить с животными.
Савопло отставил на столик серебряную чашу с вином, Рив продолжил:
– Мои люди схватили пятерых, самых ретивых. Я поспешил разобраться в ситуации лично.
– Лично? Не много ли ты на себя берёшь? Вроде бы пока я здесь всем заправляю.
Рив молчал. Савопло всё же платил золотом, а денег вечно не хватало, в отличие от своенравия, которого Риву с рождения досталось с избытком. Приходилось корчить из себя верного пса, чтобы не рисковать золотоносной жилой.
– Ладно, надеюсь, ты хорошо их допросил, жёг железом, выдирал ногти, топил? – Савопло причмокивал, с удовольствием смакуя каждое слово.
– Я достал из них всё, что знали. Эдуард вспомнил даже, что жрал на завтрак в день Святой Вероны.
– Эдуард?
– Один из пойманных. Бродячий цирк сеял смуту в надежде подзаработать на любопытстве публики.
Савопло кивнул собственным мыслям.
– Значит, фокусники виновны перед Церковью только в своей глупости?
– Глупцов надо наказывать наравне с остальными, Ваше Святейшество. Меньше глупцов – меньше проблем.
– Знаю, знаю. Еретики и невежды много на себя берут. Только ангелам Господь дарует магическую силу. Кощунство ставить себя в один ряд с тринадцатью, что несли свет в мир, когда его накрыла непроглядная тьма.
Савопло не верил, что смертные могут обладать магией, но Рив точно знал, что она существует. Прочувствовал на своей шкуре, когда встретил одного… мага. Пальцы в перчатке по привычке коснулись уродливого шрама от ожога, который покрывал левую часть лица от уха до подбородка.
Забавно, что отметина, оставленная колдуном, его же и погубила. Шрам реагировал на магию и нещадно чесался, когда она была рядом. С помощью этой жуткой отметины Рив нашёл подонка и отомстил, но семью это не вернуло. Цель умерла, оставив после себя неугасающую ненависть к колдунам и их подражателям. Для них он желал лишь одного приговора – смерти.
– Что мне теперь делать с этим бесполезным мусором? Казематы забиты до отказа, а я чувствую, что нам понадобится много места в ближайшее время.
– Утром пришло донесение, – Савопло достал из-за пазухи уже распечатанный конверт, а из него письмо. – Синод озвучил волю Господа: выжечь дотла всех еретиков и церковных отступников. А кто мы такие, чтобы ослушаться воли Всевышнего? Распорядись, чтобы готовили костры, начнём с пойманных: публично, на рассвете – пускай народ видит, к чему приводит еретичество.
Савопло взял со стола мешочек и взвесил в руке, добавил ещё монет и бросил его Риву:
– Сегодня день платы за работу, насколько я помню.
Рив позволил себе улыбку, лишь когда вышел за дверь. «Уничтожать всё, что провоняло магией, и получать за это деньги. Кажется, жизнь удалась, почему бы не отпраздновать? Закинуться ханкой, посетить бордель – звучит как подходящий план на вечер. Возможно, даже стоит расщедриться и переплатить за Ториель, Джессика уже порядком надоела. Или попробовать обеих сразу?»
Пока он размышлял, в храме Великого Иосифа началась служба. Из-за стен церкви зазвучал детский хор, перебиваемый лишь звоном огромного колокола. Чистые ангельские голоса молились за упокой пятерых заблудших душ, сами того не понимая.
***
– Совсем святоша с ума сошёл… Ополоумел!
Чак перестал вилять хвостом и суетливо закружился вокруг своей хозяйки.
Алора украдкой выглядывала из-за угла, наблюдая за тем, как плотники заканчивали мастерить эшафот, вбивая в доски последние гвозди. Купцов и скоморохов разогнали ещё с вечера и теперь на главной площади Дэнсторы, окружённой домами с черепичными кровлями и аккуратными фасадами, остались лишь ровные булыжники, лужи и пять конструкций для сожжения на костре еретиков. Приготовления начались до рассвета, а сейчас, когда солнце едва поднялось над горизонтом, всё уже было готово. Рядом с местом казни установили шатёр Отца Савопло. Белоснежные стены палатки, украшенные драпированной портьерой, тихонько колыхались и похлопывали, хотя не было ни намёка на ветерок.
Круглые очки девочки съехали на аккуратный заострённый носик.
Быть испепелённым заживо на подобной штуковине врагу не пожелаешь. Сначала обуглятся стопы, потом огонь поглотит икры, взбежит вверх по бёдрам… будет терзать тело, пока не захлебнёшься в собственном крике на потеху толпе. А палач – просто виртуоз своего дела, так мастерски готовит костры, что приговорённые до последнего момента находятся в сознании. Чертовски паршивая смерть. Подобное никак не вязалось с призывами церкви возлюбить ближнего своего.
И вот уже горожане стекаются из улочек и переулков, торопясь занять самые лучшие места. Одни вели с собой детей, другие несли тухлую еду.
Забавно. Люди испытывают подсознательное облегчение, видя, что кому-то хуже, чем им сейчас. Но окажись они по ту сторону – сетовали бы на несправедливость и молили о шансе всё исправить.
Алора понимала это, так как разбиралась в психологии. Отец – лучший учёный Дэнсторы – наделил её знаниями по многим наукам.
Люди, похожие на головорезов, прошли к пропитанным смолой столбам. Один из них, с уродливым ожогом на пол-лица не скрывал ухмылку. Отвратительный тип – меньше всего на свете Алора хотела бы перейти ему дорогу. Следом плелись узники. Самые праведные горожане закидывали несчастных тухлыми яйцами и помидорами. Кто-то в толпе зевак прославлял Господа Бога, другие осыпали смертников бранью, не забыв бросить им вслед пару-тройку проклятий.
