Амаль видит свое отражение в осколках дверцы лабораторного шкафчика. Грудь у нее упругая, уверенный третий размер, и соски напряжены так, что оттопыривают грубую ткань свитера. Амаль и не думает носить лифчик, запахивать измаранную парку. Амаль считает, что должна выглядеть на все сто, пусть даже в лаборатории никого нет, если, конечно, не считать мертвого профессора.
Он там, в углу. Амаль высвечивает его фонариком. Растянулся в рабочем кресле на колесиках, руки свисают, не касаясь подлокотников. На вкус Амаль, он довольно симпатичный. Его горло перерезано, но выражение, навсегда застывшее на его лице, блаженное, как у ширнувшегося. Кожа потемнела, с кончиков пальцев капает. Профессор начал гнить, и запах в комнате стоит удушающий и приторный.
Амаль боится к нему подходить. Хотя стоило бы первым делом пошарить у него в карманах. Вместо того она осторожно натягивает на лицо маску, так, чтобы не смазать с губ блеск. Да-да, утром она накрасилась и еще сделала роскошные кудри, даром что электричества вот уже неделю нет во всем городе.
Под паркой не видно, но у Амаль тонкая талия. Такая, с красивым прогибом в пояснице. Оттого и слабая – Амаль бросает на заваленный осколками пол тяжелый рюкзак, и боль в пояснице утихает. В рюкзаке Амаль шампунь, кондиционер, масло, термозащитный спрей, фен и плойка, три аккумулятора с кучей переходников, огромная косметичка, красные кружевные трусики и чулки в сеточку. Вернее, две пары чулок: со стразами и без.
Она очень жалеет, что не взяла ту бутылочку с водой, которую нашла под стеллажом в разграбленном супермаркете. Но эту бутылочку просто некуда было втиснуть!
