Лекционный зал постепенно наполняли слушатели семинара. Большинство составляли юноши и девушки, или совсем недавно пришедшие в профессию, или только планирующие совершать свои первые шаги в ней. Атмосфера создавалась творческая, легкая и непринужденная, на улице смеркалось, в зале же было светло и уютно. Кто-то сидел молча, некоторые собирались в группки и общались на разные темы, оживленно обсуждая нюансы профессии бармена.
Творческий беспорядок прекратился за секунду, когда вошла она. Она притянула к себе взгляды аудитории из нескольких десятков человек, еще даже не дойдя до места, откуда планировалось чтение семинара.
Джерри Джеймсон. Брюнетка среднего роста, стройного телосложения, с аристократическими чертами лица. Она обладала идеальной осанкой, будто несла на голове корону.
Молодым людям, как правило, присущ бунтарский дух, однако, в ходе мероприятия, даже самые бойкие из них постеснялись спорить и доказывать свою точку зрения. Джина сидела, затаив дыхание и внимая каждому слову.
В кульминационный момент лекции Джерри выронила из руки чашу шейкера и та отскочила от пола, издав характерный гулкий звук. Аудитория ахнула, а Джерри продолжила выступление, как ни в чем не бывало, будто не понимая, что вызвало такую реакцию. Даже не обратила внимание на всеобщее изумление. Что это – заносчивость, или просто непоколебимая уверенность в себе?
В конце мероприятия, когда все уже собирали вещи и расходились, Джерри будто приковала Джину взглядом к стулу, на котором та сидела. В аудитории осталось два человека. Подойдя ближе, Джерри затянулась сигаретой в мундштуке и произнесла:
– Знаешь, не слушай дураков, и все будет прекрасно.
Джина опешила. Откуда этой женщине известно, что коллеги Джины то и дело подшучивают над ней и твердят, что девушке не место в профессии бармена?
– Рассмейся им в лицо, – продолжала она, – и покажи, что это лучше их к производству не подпускать. Сейчас нравы куда либеральнее, мне же повезло меньше. Когда начинала я, критики и высокомерия встречала куда больше. Ты это сделаешь не за один день, но ты это сделаешь. Если уж мне, уроженке Глендейла, это удалось… В ход были пущены все средства, не спорю. Джерри – в честь легендарного миксолога Джерри Томаса, Джеймсон – в честь бренда виски. При рождении – Рипсиме Закарян. В церковной школе училась, из дома ушла в шестнадцать лет. Начала с официанта, два года спустя встала за барную стойку.
Джина внимательно слушала и в то же время находилась в некой растерянности. Почему эта женщина выбрала именно ее и сейчас разговаривает именно с ней?
– Неплохое начало знакомства, – ухмыльнулась Джерри, видя состояние Джины
– Почему вы ушли из дома? – спросила девушка, явно недоумевая.
Собеседница никак не производила впечатление выходца из неблагополучной семьи.
– Я выросла из коротких штанишек, – многозначительно ответила Джерри, делая очередную затяжку сигаретой, – куда бы я ни глядела, кругом были моралисты, словно сошедшие со страниц Ветхого Завета. На меня всю жизнь показывают пальцами, и я радуюсь. Радуюсь тому, что живу так, как другие боятся. Я жила в обществе и в то же время не хотела внимать его законам. Потому что человек не принадлежит обществу. Он принадлежит Богу и самому себе. И отвечает он только перед этими двумя величинами, ни перед кем более.
Когда мне было шестнадцать лет, в соседний дом переехала семья, состоящая из отца, матери и сына. Это были люди состоятельные, имевшие свой бизнес в торговле, как и мои родители. Наши семьи начали общаться в первый же день знакомства. Я обратила внимание на их сына, Рауля. Он был единственный в семье и уникальный. Обладал внешностью Мефистофеля, будто со средневековой гравюры сошел. Брюнет, высокий, худощавый, с проницательными карими глазами. Мы часто здоровались друг с другом, когда наши родители собирались дома у нас или у них, с целью обсудить дальнейшее развитие бизнеса и создать совместное предприятие. Рауль учился в университете на психолога, может быть, благодаря этому мы разработали с ним целую систему невербальной коммуникации, посредством которой общались за спинами наших матерей и отцов.
Через месяц такого общения, мы начали угадывать время для свиданий, отталкиваясь от рабочего графика родителей и наших с Раулем расписаний в учебных заведениях. Строгие были нравы… Соседям тоже не надлежало быть свидетелями наших встреч. Благодаря отточенным навыкам общения с помощью жестов, мимики и сигналов мысли, на которые мы оба уже автоматически реагировали, мы выбирали места для свиданий: палисадник, задний двор, скамья в парке, спрятанная под тяжелыми ветвями деревьев. Каждая встреча оборачивалась для нас неподдельным восторгом, мы искренне наслаждались обществом друг друга.
Моя мать словно чуяла, что между мной и Раулем была некая искра, делала мне наставления и предупреждения, но это было, во-первых, бесполезно, во-вторых, не доказуемо. Она стала жаловаться отцу, но тот отказывался верить, однако, тоже проводил нравоучения на тему, что должна и что не должна делать девушка моего возраста, тем более, дочь таких родителей, как они.
В скором времени мои мама и папа должны были уехать на три дня в соседний город, там у них тоже были партнеры по бизнесу, с которыми предстояло открывать торговую фирму. Мы с Раулем ждали этого дня, как праздника.
В день Х, как только родители покинули наш квартал, мой друг мгновенно появился на пороге нашего дома. Я открыла дверь, он крепко обнял меня, мы стояли у входа и целовались. Остерегаться было нечего, мой дом – моя крепость, и в ближайшие три дня никого постороннего не будет на этой территории. Но, ты будешь смеяться. В этот прекрасный момент открывается дверь и заходит отец. Он забыл некие документы и вернулся домой, чтобы забрать их. Сначала он находился в оцепенении, потом рвал и метал. Я была обвинена во всех смертных грехах. Дочь. Единственная. Рауль был интеллигентно выпровожен за дверь. Зашла мать. Скандал был грандиозен. Сыпались упреки, что я гулящая, что меня никто замуж не возьмет и что я позорю народ. Эта весть дошла до родителей Рауля, а после облетела весь микрорайон. В церковной школе меня отчитывали. Моя жизнь превратилась в кошмар, мне постоянно казалось, что я сплю и мне просто снится такой жуткий сон, а когда я проснусь, он пройдет. Но я не просыпалась.
Тогда мной было принято решение бежать из дома, поскольку просто уйти мне бы не дали. Каждый мой шаг, каждый мой вздох был под контролем, а с момента того инцидента – особенно. Я не понимала и не принимала такую политику. Я собрала минимальный запас вещей, все свои финансовые сбережения, документы, и покинула дом глубокой ночью, удостоверившись, что все спят. В ближайшие дни, осев в другом штате, я устроилась работать официантом, на аренду комнаты и на питание денег мне хватало.
