Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити, или приближитися, или служити Тебе, Царю славы: еже бо служити Тебе, велико и страшно и самем Небесным Силам.
Молитва иерея перед Великим Входом
Вечерняя служба подошла к концу. Произнося отпуст1 после молитв первого часа, отец Олег вдруг почувствовал неимоверную усталость, которая его даже удивила.
– Литургия завтра, в восемь часов утра, – сообщил он прихожанам, которых собралось едва ли полтора десятка. – Ждем вас для совместной молитвы.
Диакон Петр в алтаре уже отчитывал молодого алтарника Дениса. Когда в диаконе просыпался воспитательный азарт, это можно было слушать как концерт по заявкам. Но не в алтаре, разумеется.
– Чинопоследование богослужения, – говорил тот наставительно, – это сакральный ритм духовной жизни! Опоздал на секунду с каким-то действием, и благодать уже ушла…
– Да я просто забыл, где я ее поставил, – оправдывался Денис.
– Конечно, – язвительно кивнул Петр. – На телефончике своем в тетрис играл, да?
– Ничего я не играл, – буркнул пойманный за руку Денис.
Отец Олег нашел необходимым вмешаться.
– Хватит вам, – остановил он их. – Денис, облачение собери, валяется в углу…
– Это я нечаянно уронил, – пробурчал Денис.
Денис был сыном поварихи Марии, в алтаре прислуживал уже несколько лет, но все еще был совершенно чужд церковному духу. Олег считал, что давить на него не надо, но диакон, при своем несносном характере, не упускал случая устроить педагогический экзерсис.
Олег сел на табурет у стены и расслабился.
– Балуем мы его, старче, – сказал ему диакон, укладывая свое облачение в ризнице.
Олег не ответил, прислушиваясь к своему состоянию. Кажется, продолжение не последовало.
– Я не спросил, – вспомнил диакон. – Что там с отцом Константином?
– Тещу встречает, – отозвался Олег. – У него теща в Египет летала, вот он ее поехал встречать. Завтра на литургию появится.
Диакон посмотрел на него вопросительно:
– Как это? Вечерню один поп служит, а литургию уже другой? А как же чин?
Олег устало покачал головой:
– Что-то я измотался в последнее время… Надо бы настоятелю об отпуске напомнить.
– Ага, – рассмеялся диакон. – Отпуск тебе, перед Рождеством! Как бы не так!..
Он был прав: у священства, как и у артистов, Рождество было временем повышенной активности. Воспоминание об этом обстоятельстве радости не прибавило, хотя Рождество, безусловно, веяло духом детского восторга. Но пока этот дух веял мимо, оставляя отцу Олегу одну суету.
Дьякон сел рядом.
– Ты-то чего не уходишь? – посмотрел на него Олег.
Диакон выразительно вздохнул.
– Гонения у меня, – сказал он. – Вчера залил молоком плиту, так соседи устраивают мне обструкцию.
– Залил молоком? – подивился Олег. – Что это тебе приспичило молоко постом кипятить?
– Да это не я, – скривился диакон. – Это моя бывшая нагрянула, лечить меня пришла. Почему так: пока вместе жили, так она меня травила, а как разъехались, так она собралась меня лечить?
Олег не ответил. При всей симпатии к диакону он видел в нем совершенно очевидного нарушителя устава и многих церковных правил, отвернуться от чего было трудно. Диакон неоднократно был замечен в злоупотреблении спиртным, да и жена от него ушла именно по этой причине; он позволял себе самые язвительные комментарии по поводу церковных порядков, лавируя на грани юродства и мизантропии. При этом у них с Олегом сложилось определенное взаимопонимание, почти симпатия, и именно с Олегом диакон всегда был предельно откровенен.
– Любит, значит, – сказал Олег.
Диакон посмотрел на него настороженно.
– Это ты про что? – спросил он.
– Вернуться не хочешь? – спросил Олег.
– Да ты чего? – испугался диакон. – У нее же там мужик есть, натуральный!.. Она же мне рога наставила!..
– А ты ее прости, – посоветовал Олег. – Может, она этого и хочет, вот и приходит лечить. Кстати, а чем это вы там занимались, пока молоко на плите кипело?
Он, конечно, догадывался, чем они занимались, но ему было забавно приводить диакона в замешательство.
– Мы, между прочим, еще не разведены, – буркнул диакон.
– А сейчас, между прочим, пост, – напомнил Олег.
– А нынче есть отцы, – напомнил и диакон, – что не считают супружеский долг грехом, даже в Великий пост.
– Постыдись, – усмехнулся Олег. – Ты же сам этих отцов клеймишь и разоблачаешь.
– Ладно, пойду, – не выдержал диакон и поднялся.
Когда он ушел, Олег еще некоторое время сидел в алтаре, все еще в облачении. Этот неожиданный приступ слабости определенно был вызван какой-то болезнью, но он уже много лет не ходил на прием к врачу, выражая тем готовность принять болезнь с терпением и смирением. Теперь он этой готовности не чувствовал, а даже заметил в себе некоторые признаки уныния, чего ему прежде всего следовало остерегаться. Уныние было очевидным признаком послабления веры. Надо было немедленно вернуть в сердце чувство радостной близости с Богом, но отец Олег знал, что возвращение это будет делом нелегким.
Домой он вернулся после девяти, ужинать не стал и, приняв ванну, пошел сразу спать, ссылаясь на усталость. Жена Анна отнеслась к его состоянию достаточно индифферентно, но когда он уже молился перед сном, зашла и буркнула:
– Там Даша пришла.
Дочка уже месяц как пробила себе в институте общежитие и демонстративно выехала из родного дома, протестуя против диктатуры родителей. Диктатуру, впрочем, проявлял один только отец, и заключалась она в том, что он не позволял ей посещение ночных клубов, куда ее затягивал ее нынешний приятель. Надо полагать, теперь она вела свободную жизнь, и радовать отца это не могло.
– Утром поговорим, – сказал он. – Я устал.
И продолжил молитву.
Перед сном он подумал о завтрашнем дне и не нашел в нем каких-то сложных проблем, какие могли бы испортить настроение. Значит, можно было выспаться в охотку, и это чувство порадовало его. Он еще успел подумать, что вовсе не к этой радости ему бы следовало стремиться, но быстро заснул.
Утром он проспал до восьми часов и испытал приятное чувство оттого, что за окном уже было светло. Он неторопливо поднялся, умылся и неспешно занялся утренними молитвами, когда можно было не торопясь вчитываться в слова и останавливаться на особо проникновенных местах. Жена приготовила завтрак, который тоже доставил ему удовольствие, но когда он уже собрался приступить к кофе, вдруг увидел в коридоре худого юношу в майке и в трусах, который крадучись пробирался из гостиной к туалету.
– Доброе утро, – просипел юноша и скрылся в туалете.
