Политический процесс как симулякр «пищевого» поведения.
Как известно, методы в политике и религии очень схожи. По этому рассмотрение политического процесса как симулякра «пищевого» поведения крайне интересно.
Наиболее ярким будет сравнение характеристики политического, данной Карлом Шмиттом. Рассмотрим непримиримую, экзистенциальную борьбу своих с чужими и взаимодействия «хищника» с «жертвой».
На мой взгляд можно выделить этап разрушения одной из сторон как результат этого взаимодействия. Этот этап будет общим для всех подобных взаимодействий. Вторым важным этапом дискурс-оригинала будет групповая охота. Для этого этапа характерно, что участники подобных взаимодействий как создают необходимые условия для разрушения противной стороны, так и непосредственно воздействуют на неё. Например, возьмем два разных по форме политических противостояния антигитлеровской коалиции со странами оси и республиканцев с демократами в США в 20-е годы 21 века. Для рассматриваемых противостояний характерны совместные усилия многих людей, которые непосредственно воздействуют на противную сторону (для первого противостояния это вооруженные силы, для второго – это кандидаты в президенты со своей командой) и создают необходимые условия для разрушения противной стороны (для первого противостояния это агенты влияния, дипломатические миссии, для второго – это прокуроры, администрации социальных сетей). Не менее важной частью групповой охоты является сбор группы охотников, поиск и идентификация жертвы. Применительно к политическому это этапы осознания участника политической группы себя как участника, так и осознание большинством участников своего неприятеля.
Таким образом, понятие политического Карла Шмитта чрезвычайно схоже по форме с групповой охотой.
Неотъемлемой частью политического процесса является стремление его участников к власти. Власть как симулякр «пищевого» поведения упомянута в первой части доклада. Рассмотрим сходство поподробнее. Согласно Максу Веберу:
Власть означает любую возможность проводить внутри данных социальных отношений собственную волю даже вопреки сопротивлению, независимо от того, на чем такая возможность основана.
Обращу внимание читателя на интенциональность данного понятия, т. е. власть это не само навязывание воли, а лишь такая возможность – интенция. Навязывание собственной воли предполагает изменение окружающих общественных отношений в соответствии со своими представлениями. В некоторых случаях, такое навязывание предполагает, уничтожение старых отношений. В некоторых случаях это предполагает видоизменение общественных отношений, которое имеет схожие этапы с приготовлением еды перед употреблением. Таким образом власть созвучна с хищнической интенцией, а стремление к власти имеет много общего со стремлением к актуализации хищнической интенции.
Отношения власти – подчинения это один из столбов политического процесса. Рассмотрим эти отношения как симулякр «пищевого» поведения. В этих отношениях характерно взаимодействие процесса навязывающего свою волю и процесса подчиняющегося. Как уже было рассмотрено ранее процесс навязывания своей воли имеет много общих этапов с шаблоном действий хищника. Например, выбор, подбор инструмента воздействия, преобразования объекта воздействия (в том числе и завершение подчиняющегося процесса). В свою очередь, процесс подчиняющийся властному воздействию имеет много общих этапов с шаблоном действий жертвы. Например, наблюдение, сопротивление, преобразование.
Не менее интересно рассмотрение подчиненных классов как «хищников». Особенно это актуально для европейской культуры конца 20 века. Как известно, мозг тратит до 50% энергии тела человека при массовой доли 2%. Подчиненные классы имеют возможность направить эти траты не на решение насущных вопросов, так как элита уже решила эти вопросы за них (потратила свои энергетические ресурсы на решение этих проблем). Мы так же являемся свидетелями того, как народ избавляется от неэффективной в решении насущных проблем элиты. При этом элита обособлена от общества, т. е. если процессы в обществе рассмотреть как симулякр процессов домохозяйства, то можно сделать вывод, что элита это часть домохозяйства, которая находится в некотором «стойле».
Исходя из написанного выше, общество будет устойчиво тогда, когда количество членов этого общества, рассматривающих отношения между элитой и подчиненными классами исключительно как взаимодействие «жертвы» и «хищника» и строящих свое поведение исходя из этой бытийности (стремящихся быть «хищником» или «жертвой» по отношению к противоположному классу), будет минимальным.
Если исходить из предположения общности результатов взаимодействия процессов, то можно предположить, что как в политических противостояниях, так в отношениях власти – подчинения необходимо учитывать действие жертвенно-хищнического парадокса. На мой взгляд, в современной политической науке оценка политических рисков сводится к алгоритмической проблеме совпадения этапов действий политических субъектов с необходимыми обстоятельствами. Однако этот взгляд на успешность политического процесса слишком упрощенный. Например, рассмотрим действие первого слоя жертвенно – хищнического парадокса в процессе политического противостояния. Небольшое отступление – мы рассмотрели политические противостояния как симулякр «пищевого» поведения, выделили дискурс-оригинал, что позволяет нам делать выводы о схожести результатов рассматриваемых шаблонов действий.
Поскольку политическое противостояние осуществляется людьми, то в силу схожести шаблонов действий противоборствующих сторон, часть участников одной из противоборствующих сторон может идентифицировать другую часть своей стороны как противника (вне зависимости от идентификации противника как жертву или как хищника). С нехорошими последствиями для своей стороны. Отсюда следует вывод, что идентификация действий своих должна учитывать сходство этих действий с действиями противников, игнорирование этого сходства однозначно следует интерпретировать как жертвенную интенцию. В соответствии с определением первой части жертвенно-хищнического парадокса, идентификация своих и чужих прежде всего ситуативна.
