Алексей Парщиков - Ангары

Ангары
Название: Ангары
Автор:
Жанры: Современная русская литература | Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Ангары"

В книгу легендарного поэта-метареалиста, одного из основателей издательского проекта «Русский Гулливер», вошли стихи разных лет, а также эссеистика, впервые собранная под одной обложкой. Иосиф Бродский называл Парщикова «уникальным поэтом по русским и всяким прочим меркам масштаба», Виктор Соснора ценил «предметность» этой поэзии, рассматривающей каждую вещь «зримого мира» заново, Аркадий Драгомощенко видел в нем поэта, «спрессовывающего совершенно различные коды в гремучее вещество риторики». Книга составлена самим автором и выходила в нашей серии в издательстве «Наука» в 2006 году, при жизни поэта. Это ее первое переиздание.

Бесплатно читать онлайн Ангары


«Алёша, Вы – поэт абсолютно уникальный по русским и по всяким прочим меркам масштаба. Говоря «поэт», я имею ввиду именно поэзию и, в частности, Ваши метафорические способности, их – Ваш – внерациональный вектор. Они в Вас настолько сильны, что, боюсь, доминируют в стихе в ущерб слуху.»

Иосиф Бродский – Алексею Парщикову

«Алексей Парщиков являет собой не только поэта, но и «практикующего теоретика», поскольку рефлексия о новых смыслах вплетена в строки его стихов, как цветная нить в канат, но никогда она, даже иронически освещаясь (отсюда юмор и свобода смеха над собой), не становится декларацией и декламацией поэтических тезисов. Здесь нет проб, здесь – утверждение постулатов».

Владимир Аристов

«…С хищным кружением Алексея Парщикова, раскрывающего с нескрываемым и даже злорадным наслаждением перепончатые веера мифов в вязком пространстве знания и восприятия «конца – начала», – поэта, спрессовывающего совершенно различные коды в гремучее вещество риторики, заплетающей намерение в предмет…»

Аркадий Драгомощенко

«Главное в творческой манере А. Парщикова – видение мира в его предметности. Не просто в ординарной перечисляемости предметов, нет, каждый предмет зримого мира он старается рассмотреть по-своему, оценить его поэтически, переосмыслить и полюбить заново».

Виктор Соснора

«Поэт, который наблюдает «вывих тяжелой, как спущенный мяч, панорамы» («Лиман») никогда, даже на мгновение не поддается жалости к самому себе».

Маржори Перлофф, историк литературы, профессор Стэндфордского университета, Калифорния

За окоёмом нервных окончаний

Стихотворения и поэмы

Нефть

поэма

1

Жизнь моя на середине, хоть в дату втыкай циркуль.
Водораздел между реками Юга и Севера – вынутый километр.
Приняв его за туннель, ты чувствуешь, что выложены впритирку
слои молекул, и взлетаешь на ковш под тобой обернувшихся недр.
И вися на зубце, в промежутке, где реки меняют полярность,
можно видеть по списку: пары, каменюги и петлистую нефть.
Ты уставился, как солдат, на отвязанную реальность.
Нефть выходит бараном с двойной загогулиной на тебя, неофит.
Ты ли выманил девушку-нефть из склепа в сады Гесперид белым
                                                                                     наливом?
Провод ли высоковольтный в купальню упал и оцепенело кино?
Оседает труба заводская в чехле под направленным взрывом.
Нефть идёт своим ходом глухим, вслед за третьим, которого не дано.
С этой нефтью, как с выпуклым зеркалом, – словно игры с орлом
                                                                                без перчатки:
ты качаешься – ближе и дальше – от клюва его увильнув.
Не даёт разойтись на заблёванной синей вагонной площадке.
И похожи, как две капли нефти, капля нефти, бассейн с хусейном и Лувр.
Ты прошёл эту стадию на цыпочках по указке аравийского властелина,
ведомый за волосы по отвесу, где выжить не предполагал.
Стоя на кадыке, а проверить – на точке плавления парафина,
ты вцепился в барана подземного и – ввинтил ему по рогам.
Как кувшины, в кладовую тьму уходя, острые ставят на ней пятёрки,
ободками вещей в моей жизни запомнилась первая треть.
Скрыты убийцы, но их ребристые палки, как неонки, оттеняют подтёки.
Пальцы Тюльпа бродят по моргу, тычут в небо и находят там нефть.
И когда она вышла на волю, применила с черня она онемение,
так светлеет песок под стопой и редеет после взрыва толпа.
Перебежки ракушек и вспышек под серпами затмения,
наползание почв крупным планом… И ты понял, куда ты попал…
Ты бы в бочке белил её утопил, но ответил её абсолютным безделием,
ты прервал свои поиски и отключил зеркала в непохожих вещах,
и пока она медленно шарит, подобно в Бермудах бессвязным
флотилиям, осторожно, как иглы меняют в отхожих местах,
и пока она ставит баррель на баррель свои желтоватые башни,
и пока она на верёвочке водит самонапрягающееся слепое пятно
серебристых хранилищ, схлопнувшихся в направлении внешнем,
и пока на изнанке твоей лобной кости она пробегает диалоговое окно,
и пока её пробуют пальцем татары и размазывают по скулам,
и цивилизации вязнут в ней, как жучки, попавшие в интернет,
пока мы приклеиваем лепестки на носы, валяясь по нефтью залитым
                                                                                          скалам,
и пока постель наша пахнет нефтью, что – удвоенный бред,
и пока в длинном платье с высокой причёской ты похожа на ложку —
так наивно срисую, – пока чувствуешь под каблуком нефтяной запас,
пока царствуешь, злясь на себя, существуешь, царапаешься немножко, —
разновес расстояний – в пользу нефти, разделяющей нас,
там, где реки друг к другу валетом слушают колокольцы Валдая,
пока сон заставляет жевать стекло, но следит, чтоб его ты не проглотил,
сердцевина Земли тебя крутит на вагонных колёсах, сама собой не владея, —
нефть подступает к горлу. Её на себя тянет, к ней жмётся прибрежный ил.

2. Долина транзита

Шакал и ворона: ни внешней, ни внутренней крови
меж ними. Вдали нарисован дымящийся динамит.
Их контуры на честном слове уже наготове
покинуть ядро черноты и принять незаконченный вид.
Над ними баллоны с речами дрейфуют – листается комикс
на пляже остистом, подветренном. Заперся грот-новодел.
Разведрилось. Стало понятно, что врытый по пояс
фотограф был сварен из бронзы, и ни на кого – наводил.
Я спрятал оружие, связь отключил и свернул в Долину Транзита.
Прощай, побережье смешное! Чего я искал?
Альтдорфер не скажет, и Дарий. По зеркалу заднего вида
хромала ворона, клевал и маячил шакал.
Долина в горах пузырилась и напоминала соприкосновение пауз.
Пчела над обрывом, внизу – полигоны гладиаторских школ.
Стекляшки подстанций и трубопроводы за ярусом ярус.
И ртутные лифты с тенями нефтяников штырями усеивали котёл.
Как два электронные скрутня, заметив друг друга, пропали
взаимно две тени – ворона и, чуть задержавшись, – шакал;
как две электронные даты, ознобно стирая детали…
Долина, напротив, раскручивалась, и припоминала аркан.
И каждый участок района был точно вменённый в разметку,
он пуст был, но и, сверх того, на чудесный порядок пустей,
как кубик, который всегда на шестёрке, внушает догадку
о мнимости как бы пяти остальных плоскостей.
Изъяты частично: постройки, развязки, проходы и вышки.
И эта изъятость царит и дует в подпольный манок.
Двойник ли, свисая с орбиты, хватал человеков под мышки:
за локти – в замок и – в потёмки (как через борта – на полок).
В дверях арсенала провидица явилась, стакана не допила,
и так неуверенно, словно по глобусу пальцем ведёт
и путает авиалинию с маршрутом подводного кабеля
(а в этой растяжке сознания ни шагу не сделать вперёд),
«Мы ждём приближения нефти, – сказала, чертя пирамиды
на воздухе, – остальные обжили ржавеющий флот,

С этой книгой читают
Истории несчастливой, безответной любви, обмана и предательства не раз ложились в основу литературных произведений. Будь то проза или стихи, драма или комедия.Свой взгляд на проблему в книге «Сердце под вуалью» представляет Зинаида Загранная. И с высоты прожитых лет дает молодым женам советы, как пережить подобную историю в собственной жизни.Философский и лирический материал книги будет интересен также специалистам сферы искусства.
Обыкновенный человек, уже не молодого возраста, гуляет по парку и продолжает вспоминать свою жизнь. Он – обыкновенный человек, ничем не примечателен. Если кто-то дошел до четвертой части, то значит, ему интересно. Еще не знаю, сколько будет частей, но пока будут. И помните, я такой же, как и вы, я просто – один из семи миллиардов!
Главный герой – мужчина, его имя мы так и не узнаем. Он собрался улететь в Нью-Йорк, по работе, но вот что его ждет на том самом борту самолёта, это вы узнаете из моей книги.
Повествование о русском художнике, которого жизнь проверяет на прочность, о взлетах и падениях, о преданности и предательстве, о творчестве и жизни, о том, что любовь и красота держат мир в равновесии…
Большинство книг Эдуарда Лимонова – книги страстные, наполненные взрывными событиями, яркими судьбами и героическими смертями. Не изменяет автор себе и на этот раз. Документальный роман «Дед» – своеобразный промежуточный итог, который подводит Лимонов (для соратников по запрещенной партии – Дед) своей пестрой жизни писателя-бунтаря-любовника-политика, – жизни, полной таких авантюрных коллизий, которые затмевают любую литературную выдумку. На стра
Третья книга известного мотивационного оратора адресована тем, кто подвергается травле, преследованию. К сожалению, в нашем мире, полном агрессии, таких людей очень много, особенно среди детей и подростков. Ник Вуйчич на себе испытал, каково это, когда тебя преследуют и оскорбляют: не имея рук и ног, он не раз становился объектом насмешек и издевательств. Но ему всегда удавалось справиться со своими противниками, и теперь он делится с читателями
Как известно, часто люди похожи не только друг на друга, но и на наших братьев меньших, животных, а иногда и на диких зверей, о чём давно уже неоднозначно высказался известный русский баснописец Иван Андреевич Крылов.А вот Марина Леванте сравнила людей уже с предметами одушевленными и неодушевленными, свои находки выразив в жанре иронии.Читайте, не пожалеете, вдруг себя узнаете в деревянном стуле или половой тряпке. Приятного, как говорится, проч
В издании представлен алгоритмический подход к анализу и правильному выстраиванию историко-культурных объектов недвижимости как бренда города. Предложенный алгоритм можно применять к любому городу.