Эштар проснулся с таким чувством, как будто только что закрыл глаза. Он сделал глубокий, медленный вдох и на несколько секунд растерялся.
У него болела грудь.
Либо он выздоравливал от тяжёлой респираторной инфекции, либо совершенно измотал себя тренировкой. Кровать казалась слишком удобной для палатки целителя, так что…
Он переместил руку, чтобы потереть глаза, а затем резко застонал от острой боли, которая вспыхнула мгновенно и повсюду, извлекая за собой воспоминания о прошлой ночи. Плеть. Анника. Анника с плетью в руках. Анника говорит ему, что он справился «очень хорошо».
- Источник… - простонал Эштар и замер неподвижно на несколько секунд.
Это было совсем не похоже на то, что делал с ним Данай. Тогда синяки оставались только на некоторых местах, самой большой проблемой были разрывы кожи, потому что растяжение мышц при движении и трение доспеха о тело могли заставить их снова кровоточить.
Но сейчас он чувствовал себя так, как будто вся спина выше лопаток была покрыта плотным слоем синяков, и судя по тому, что ему удавалось вспомнить, это, вероятно, было действительно так. Подумать только, что он хотел большего, прежде чем ночь закончилась… Что ему нравилось, когда Аника скребла ногтями по этой испоротой спине.
Разумнее всего было бы сделать два глотка эльфийского зелья и тем ускорить процесс заживления. Но Эштар не мог этого сделать. Во-первых потому, что он отчаянно хотел знать, сможет ли справиться с задачей и пережить день вот так. А во-вторых, потому что он чувствовал себя цельным только когда чувствовал боль.
Его недугу было труднее взять над ним верх, прошлому было труднее вцепиться в него. Он не понимал, почему это работает так, только то, что это действительно работает. И он держался за это знание так крепко, как только мог.
И в-третьих, потому что у него было тайное подозрение, что Анника ждала, что он выпьет немного зелья. И Эштар решил, что это уже принцип. Он в этом не нуждался.
Он чувствовал, что ещё рано. Годы привычки чувствовать время без часов были так сильны, что он просыпался вовремя даже во время болезней или после травм. Итак, несмотря на то, что он знал, что может заснуть в считанные секунды, Эштар медленно повернулся на бок, а затем, стараясь не тревожить плечи, аккуратно оттолкнулся от матраса бёдрами и встал на ноги. Он потрогал кожу на плече и ощутил на пальцах знакомую липкость целебной мази.
Его пальцы всё ещё казались деревянными, хотя и не болели настолько, чтобы он не мог их согнуть. Кожа на его спине горела огнём, но он не ощущал режущей боли там, где могли бы быть разрывы, и несмотря на чувствительность, от которой у него перехватывало дыхание, прикоснуться к ней казалось невозможным.
Осторожно, медленно он повёл плечами. Потом зажмурился, сжал губы и сделал глубокий вдох. Пять раз повернулся в одну сторону, пять в другую. Было больно, но это помогало разогнать кровь в мышцах, а значит дало бы возможность легче двигаться потом в течение дня. И когда потребуется он сможет повторять эту разминку и получит двойную выгоду: переживёт боль по-новой и в то же время поможет своему телу.
Эту часть он всегда переживал в одиночку. Эштар никогда не хотел, чтобы Данай видел его таким довольным после того, что они сделали. Не хотел он и теперь чтобы это видела Анника. Не хотел, чтобы они видели, как он изо всех сил пытается сдержать свою реакцию на боль. Как сжимаются его мышцы, когда он обещает себе, что ему осталось выдержать ещё один поворот плечом, фокус, которым он успешно обманывал себя снова и снова. Он не хотел, чтобы они видели, что иногда между вдохами на его лице появляется слабая улыбка. Эштар не был уверен, можно ли было назвать это удовольствием, но на самом деле слова не имели значения. Эта часть была для него и только для него.
Прежде чем натянуть рубаху и начать застёгивать доспех, он долго разглядывал в зеркале синяки на своей спине. Это выглядело пугающе, но на поле боя он выдерживал и худшее. Синяки чернели толстыми, широкими мазками, а не просто пятнами тут и там.
Большинство людей увидев нечто подобное пришло бы в ужас. Но не он. Так что, хотя иногда было трудно сделать вдох и даже одевание доставляло боль, и было не очень понятно, как он станет спускаться по лестнице – Эштар начал дрожать ещё до того, как его ноги коснулись пола – на самом деле он чувствовал себя более подготовленным к этому дню, чем к любому из прошедших десятков дней.
Пока день медленно перетекал к вечеру, Эштару удавалось справляться со всеми своими задачами, за исключением боевых тренировок, которые, как он здраво рассудил, могли подождать до завтра. Если иногда он покрывался холодным потом в попытках преодолеть боль, то это было даже хорошо, всяко лучше, чем пытаться скрыть последствия разрыва связи, которые терзали его изо дня в день.
Вместе со стопкой обычных вечерних донесений он получил простой, сложенный вдвое листок бумаги, покрытый летящими строчками знакомым подчерком:
«Я задала два вопроса, на которые мне нужно получить ответ сегодня. Поверь мне, это действительно необходимо. Аника»
Эштар покраснел, и бумага прилипла к его мгновенно вспотевшим пальцам. Сообщение было достаточно обтекаемым, чтобы никто не смог понять, что между ними произошло. Но небольшой намёк на то, что она назвала «мантрой Эштара», заставил его покачать головой, а затем пожалеть об этом, потому что малейшее напряжение мышц тут же отозвалось болью.
Он сел за стол и быстро набросал ответ:
«Всё хорошо. Всё можно оставить как есть».
Что ж, если кто-то перехватит это, ему, возможно, придётся поломать голову. Но Эштар мог отбиться от теории заговора гораздо легче, чем от любопытных зевак, узнавших, что он на самом деле делает наедине с госпожой. Он отправил сообщение с одной из посыльных, Карлин, которая посещала его почти каждый день, всегда преуспевала в выполнении поручений и каждый раз, ожидая, пока он напишет ответы, с тоской смотрела на книги в его шкафу возле окна.
Иногда он думал о том, чтобы спросить её об этом, или предложить что-нибудь почитать, а затем вспоминал, что с тем положением, которое он занимал, ему не стоило бы делать подобных вещей. Держаться на осторожной, прохладной дистанции – было то, к чему приучали его на Небесах, в Ордене Серебряного Пера. Не вступать в конфликты и ни за кого не заступаться, наблюдать и сохранять бдительность, не будучи недружелюбным. К тому времени, когда он всё-таки решал что-то сказать, она уже уходила, и он снова начинал задумываться, пристало ли ему заводить подобные личные связи.
В такие моменты – когда его мысли начинали путаться и буксовать на месте – достаточно было повести плечами, и разум стремительно очищался.
