Август 1939 года
– Всего доброго, миссис Ричардсон!
Дейзи Петри придержала дверь для последней посетительницы, с ворчанием покидавшей лавку.
– Боже, дай мне сил! – прошептала Дейзи. – Я должна отсюда вырваться!
Некоторое время она стояла и наблюдала за пожилой женщиной, удалявшейся по людной Хай-стрит. Два больших трамвая со звоном разъехались, дребезжа по рельсам, порыв свежего ветра донес до слуха невнятные голоса возчика и водителя грузовика.
Все предвещало потепление, при котором запах свежей рыбы из открытого окна соседней лавки станет еще сильнее.
«Только бы рыбу купили, прежде чем она протухнет!» – уныло подумала Дейзи, пятясь внутрь магазинчика «Бакалейные товары и лучшие сорта чая от Петри».
Это было семейное дело, которому она, пока росла, посвящала почти каждую свою субботу, а когда окончила школу, стала трудиться здесь всю неделю. Милое местечко, как и положено маленькой семейной бакалее. Стена позади прилавка раньше казалась Дейзи волшебной; теперь там снизу доверху стояли большие черные банки с экзотическими китайскими драконами, яркими, как райские птицы. В банках хранились благоуханные чайные листья, ждавшие, когда их взвесят и продадут покупателям, умеющим делать правильный выбор.
Широкая витрина, в которую Фред Петри – отец Дейзи – выкладывал товар, предлагавшийся в этот день со скидкой, выходила на запруженную людьми Хай-стрит. Сейчас посередине улицы стояла миссис Ричардсон и самозабвенно болтала с молодой миссис Дэвис. Та очень старалась быть вежливой и одновременно не упускать из виду двоих своих малышей, только начавших ходить и проявлявших в связи с этим тревожившую их мать непоседливость.
– Оказывается, не так уж она устала… – промолвила Дейзи, ни к кому не обращаясь. Только что миссис Ричардсон громко возмущалась из-за необходимости ждать, пока Дейзи обслужит трех покупательниц, стоявших в очереди впереди.
– Продавцов должно быть двое каждый день, Дейзи, а не только тогда, когда это удобно вам самим. Так я и скажу твоему отцу или матери, когда их увижу. Это бесконечное стояние меня буквально убивает!
Дейзи извинялась, объясняла, что отец отлучился на рынок – день-то базарный, а мать… Вместо того чтобы уточнить, куда подевалась ее мать, она неопределенно махнула рукой и ограничилась словами «занята в подсобке» – пусть ворчунья понимает это как хочет. На самом деле мать Дейзи находилась наверху, в квартире, где жила их семья, и готовила угощения для вечеринки, которую Дейзи и ее сестра-близнец Роуз устраивали для своей подружки Салли Бруэр. К радости и к некоторой зависти Дейзи, Салли приняли в театральный колледж.
Каково это – учиться в колледже, каждый день узнавать что-то новое, заработать диплом со своей фамилией и особенными многозначительными буквами после нее, который позволит продемонстрировать миру, что ты на что-то годна?
«Я хочу употребить свою жизнь на что-то большее, чем взвешивание чайного листа и чечевицы… Но что это будет?»
Дейзи посмотрела на себя в зеркало на дверце буфета с патентованными лекарственными средствами и нахмурилась. Вот бы быть похожей на Салли – высокую, стройную, большеглазую, с иссиня-черными волосами! Или по крайней мере на свою сестрицу Роуз, такую же высокую и стройную, как Салли, только с волосами цвета кукурузы, как у большинства в семействе Петри, зато достающими до пояса! Уж она бы не стала прятать такое богатство, заплетая его в тугую косу. Дейзи не находила ничего достойного внимания в своих коротких темных волосах, в красивом разрезе зеленых глаз, в крепко сбитой спортивной фигуре. От нее ускользала доброта во взоре, мерцающая в нем потребность видеть в окружающих только лучшее.
«Я застряла здесь, потому что в лавке маме, когда она занята наверху, нужна помощница. Как все просто!»
Четыре года. Четыре года, пять с половиной рабочих дней в неделю. Роуз трудилась в лавке каждую вторую субботу и иногда в школьные каникулы, что же касается их с Дейзи братьев, то ни один из троих никогда не стоял за прилавком. Старший, Сэм, развозил заказы в фургоне и поддерживал его в рабочем состоянии – навык, который он сумел передать сестрам. Обе научились вождению еще младшими школьницами и к пятнадцати годам разбирались в двигателе не хуже Сэма.
Друзья и соседи часто говорили ему: «Тебе бы пойти по отцовским стопам, вон какой вымахал!» Но Сэм ясно давал понять, что такое будущее его не привлекает, и, как только позволил возраст, записался на армейскую службу. Рон, Фил и Роуз, заканчивая школу, один за другим поступали работать на местные фабрики. У одной Дейзи не оказалось выбора.
«По сравнению с Роуз ты слишком хрупкая, милая Дейзи! Будешь работать здесь, в лавке, – и можешь не бояться промокнуть или замерзнуть зимой. Запираешь дверь в шесть часов – и дело с концом, ты дома».
Да, но как быть со скукой? Дейзи постоянно тосковала, но не смела в этом признаться.
Много лет назад мать решила, что ее Дейзи – болезненная девочка. Причиной было, наверное, то, что она отставала ростом от сестры и братьев, а вовсе не какая-то особенная подверженность детским болезням. Все дети в семье Петри – накормленные, тепло одетые, вовсе не обделенные родительской любовью – миновали нежный возраст почти без осложнений и неприятностей. Но что бы ни говорили окружающие, в том числе местная приходящая медсестра, миссис Петри упрямо стояла на своем. «Слишком хрупкая» Дейзи осталась дома – и грезила о совсем другой жизни. Правда, ей еще не удалось найти ответа на вопрос, какой могла бы быть эта жизнь…
Она вернулась за прилавок, к гордости и радости своего отца – великолепному древнему кассовому аппарату компании «Нэшнл Кеш Реджистер» из далекого Огайо, возвышавшемуся здесь столько, сколько она себя помнила, и тщательно его оглядела. На поверхности кассы, обычно лучезарной, обнаружилось масляное пятнышко. Она понюхала его. Сардины? Как, интересно, масло из банки с сардинами сюда попало? Она взяла из спрятанного под прилавком ведра чистую тряпку и тщательно вытерла пятно. Рыбный запах никуда не делся. Она распахнула дверь, чтобы устранить непорядок притоком свежего воздуха.
– Как видишь, я все отлично рассчитал и не опоздал! – доложил отец, появившийся на пороге, лишь только она открыла дверь, и вопросительно посмотрел на тряпку у дочери в руках.
– Масло от сардин на прилавке, – объяснила она.
– Прости, дочка, грешен, открыл баночку для соседского кота. Хочется его приманить: пусть захаживает на страх мышам, а то они к нам повадились! Что происходило в мое отсутствие?
– Все как обычно. Сперва покупатели шли один за другим, а затем появилась троица вечных жалобщиков со своим заученным нытьем. Сначала миссис Ричардсон, недовольная, что оказалась последней в очереди, за ней мисс Шоусмит, рассерженная ценой бекона. Мисс Патридж все не может взять в толк, почему у нас нет резинок для трусов нужной ей ширины. Мне пришлось прикусить язык: так и подмывало отправить ее с этим вопросом в галантерею. А тут еще викарий: сахар, мол, уже теперь поступает с перебоями, а что будет в случае войны? Карточки введут? В общем, обычное утро пятницы. – Она пригляделась к отцу. – Что-то ты устал, папа. Лучше присядь отдохни, а я сбегаю наверх и согрею нам с тобой чайку.
