Кент. Февраль 1940 г.
Она поступила правильно, сделав это. Собрала немногочисленные вещи и уехала, никому ничего не сказав. Даже тем, кто был так добр к ней все эти годы. Да, она жалела об этом: не о доброте, конечно, а о своем бегстве. Как можно объяснить им, что она больше не может выносить такого существования? Враждебности собственной сестры, неуютный, неприветливый сырой коттедж, который она, и особенно Меган, называли домом. Даже работа на оружейном заводе «Викерс» не давала удовлетворения. Несколькими светлыми пятнами в ее жизни была дружба с семьями Бруэр и Петри, маленький сад, посаженный ею и подругами, и мечты о Сэме.
Зимние морозы погубили сад, который давал ей столько радости, а Сэм, предвидевший начало войны и вступивший в армию задолго до сентября тридцать девятого, сейчас был где-то со своим полком. Но мечтать о нем не было смысла: не из-за того, что она понятия не имела, где он и что с ним происходит, а просто потому, что любил он Салли Бруэр.
Так легко представить Салли, с ее длинными черными волосами и прекрасными синими глазами…
Салли, начинающая актриса, была почти так же высока, как любой из трех сыновей Петри, и идеально оттеняла нордическую внешность блондина Сэма. Как могла она, самая обычная простушка Грейс Патерсон, не знавшая даже, кто ее родители, привлечь внимание такого мужчины, как Сэм? О да, он был добр к ней в детстве, но Сэм, первенец в большой семье, был таким со всеми. Что он подумает о ней, услышав от кого-нибудь, что она исчезла, даже не попрощавшись?
Грейс всхлипнула и зарылась лицом в подушку на случай, если девушки войдут и услышат ее. Однако уколы совести не давали покоя, став наконец невыносимыми.
«Ты должна написать, Грейс, это твой долг перед ними».
Она встала, поправила серое шерстяное одеяло и взбила комковатую подушку, решив, что не будет лежать здесь и ныть. Напишет всем и тогда, отделавшись от неприятной обязанности, попытается стать лучшей работницей во всей Земледельческой армии.
Она взяла блокнот, купленный в ближайшем магазине «Севеноукс», двинулась по комнате между длинными рядами железных кроватей, застеленных теплыми одеялами. На некоторых устроились старые, любимые игрушки, привезенные из дома.
Она подошла к письменному столу, за которым, редкий случай, никто не сидел, и стала рассматривать разлинованные странички блокнота. Ее беспокоила мысль о том, что следовало бы истратить немного больше заработанных тяжким трудом денег на покупку приличной писчей бумаги. Потом она покачала головой и пообещала себе, что так и сделает, когда закончится месяц обучения и ее переведут на ферму.
Она сказала себе, что миссис Петри и миссис Бруэр не будут возражать.
Когда она впервые их встретила? Больше чем полжизни назад, но поскольку ей и двадцати не было, полжизни – не слишком большой срок.
Грейс вздохнула. Десять-одиннадцать рождественских ночей проведено в доме ее подруги Салли Бруэр. Десять дней рождения, проведенных с Бруэрами и Петри.
Но, вспоминая о семье Петри, она думала не о доброй миссис Петри. Не о своих подругах, близняшках Роуз и Дейзи, так и стоявших перед глазами, а о Сэме. Сэме, который, кто знает, может, и убит уже…
«Нет, он не может быть мертв. Господь не так жесток!»
Грейс закрыла глаза и увидела его: высокого, светловолосого, голубоглазого Сэма, гнавшегося за хулиганами, которые сбили ее на землю на игровой площадке. Он поднял ее, отряхнул пыль и подвел к своим сестрам.
Так много доброты, а она отплатила им тем, что сбежала, как ночная кошка, без слова, без объяснения, без благодарности.
Грейс снова опустила глаза в блокнот и стала писать.
Дорогая миссис Петри, я вступила в Женскую Земледельческую армию и учу все, что нужно знать о коровах.
Но письмо девушке не понравилось, и неудачное начало было скомкано и порвано. Грейс стала писать снова.
Дорогая миссис Петри, простите за то, что не сказала, что вступила в Женскую Земледельческую армию. Я думала, у меня будет время и я успею сообщить вам об этом, но когда я вошла туда, там было много женщин. Какая-то модная леди спросила, сколько мне лет и знает ли моя мать, где я сейчас. Я ответила, что у меня нет матери.
«Знаешь, что это чрезвычайно тяжелая работа?» – спросила она, немного подумав. Никогда не слышала, чтобы кто-то так выражался. Другая леди велела мне идти к доктору. Он сидел в соседней комнате, и я немного испугалась, потому что никогда серьезно не болела и не ходила ко врачам. Доктор взглянул на меня и спросил, чем я болела и лежала ли в больнице. Я ответила «нет, сэр», и он покачал головой:
«Зачем тебе это нужно? Чертовски кошмарная работа».
Грейс остановилась и задумалась. Насколько интересен ее простенький рассказ? Не посчитает ли миссис Петри странным, что доктор задал всего несколько вопросов, после чего сказал, что «она сойдет», что бы это ни означало, и добавил что-то насчет необходимости пить молоко.
И как она могла объяснить свое желание вступить в армию, даже зная, насколько это чертовски кошмарная работа?
Пока что я работаю в саду, выращиваю рассаду. Трудно объяснить, но, хотя работа действительно тяжелая, я чувствую, что наслаждаюсь ею.
Она не могла понять причину удовольствия, которую давал ей вид растущей зелени, так что и этот вариант письма оказался в мусорной корзинке. Она попыталась написать миссис Петри еще четыре раза, но бесплодные попытки ничем не закончились.
Грейс в отчаянии уставилась в стену; в этот момент она видела только комнату ожидания докторского кабинета в Дартфорде.
Кроме нее, там было несколько девушек и женщин. Судя по их одежде и выговору, они пришли сюда, как выражался мистер Бруэр, «со всех дорог жизни», хотя ни у кого из них не было ее акцента, который, по словам ее сводной сестры Меган, был наполовину шотландским и наполовину кентским. Грейс, опустив голову, спокойно ждала вызова.
Доктор был довольно стар, старше мистера Бруэра и мистера Петри, а им скоро исполнится пятьдесят. Неужели всех молодых докторов призвали?
