Андрэ посмотрел на девушку в платье в мелкий белый цветок. Светлые локоны небрежно разбросаны по плечам.. Пляжная сумочка, вся в камушках, на письменном столе. Как будто только с пляжа пришла, а вовсе ни сидела здесь за компьютером с самого утра.
Плечи у девушки были обнажены, и больше всего Андрэ хотелось сжать их силой, c лёгкостью преодолевая сопротивление, придавить эту гибкую спину своим телом…
Девушка что-то сказала младшей сотруднице, одарив ту самой доброй лучезарной улыбкой, на которую была способна, быстро встала и грациозно пересекла комнату.
Андрэ был уверен, что смог рассмоотреть края её нижнего белья под тонкой тканью. Заметив, что некоторые сотрудники cо смехом наблюдают его реакцию на Антонеллу, он с независимым видом ретировался в соседний кабинет. Там, ожидая коллег, он прикрыл веки и представил… Как бы это было, если бы они вдруг сегодня вечером пошли в кафе? Как бы она оделась, как бы смущалась, а может, проявила бы инициативу. Мауро говорил, что она любит секс и крайне чувствительная. Раньше Андрэ злила их связь, а теперь даже возбуждала. И, видимо, поэтому всё больше и больше его посещали немного агрессивные фантазии. Иногда они ему самому казались смешными, а иногда он едва сдерживался, чтобы не дотронуться до неё прямо в офисе.
– Околдовала? – прозвучал баритон Мауро прямо над ухом Андрэ.
Андрэ самодовольно улыбнулся, зная совершенно неревнивую натуру Мауро, и заметил:
– Зачем она тебе? Ты ведь всё испортил: я первый с ней познакомился, а у тебя таких десято. И ты вёе равно влез между нами!
– Что значит десяток? – неожиданно возмутился Мауро. – Думай лучше о своей жене и сыне! Я – человек свободный. Что хочу, то и делаю.
А если с Антонеллой всё будет хорошо, может, и семью заведу.
Андрэ скептично усмехнулся и вышел из кабинета.
Каждую субботу Антонелла спешила скорее разделаться с домашними делами. Она с быстротой молнии носилась из одной ванной комнаты в другую, наводя блеск на зеркала. Tумбочки и раковины должны были быть девственно чистыми, не говоря уже о биде. Антонелла была брезгливой: замеченный таракан мог лишить её аппетита на добрых полдня.
Забытые с ночи полупьяной матерью бeлые кружевные чулки заставляли Антонеллу выливать двойную порцию читящего средства на стенки серебристoй душевой кабины. Далее ванная подлежала ещё более тщательному контролю, который, как обычно, завершался находкой мужского носка или галстука, а иногда и презерватива. Мать Антонеллы была ещё очень привлекательна и выглядела гораздо моложе своих лет.
Хлопнув дверью и раскрасневшись от негодования, Антонелла выбежала на террасу. По всем законам жанра она должна была бы закурить, но Антонелла не курила. За сорок лет своей жизни она не выкурила ни одной сигареты. Даже несмотря на то, что мать Антонеллы, её братья, их жены и даже старший племянник – все они курили и независимо сплевывали на блестящий балконный пол.
…Итак, Антонелла стояла на террасе и крепко сжимала спинку плетёного кресла. Глаза её казались слепыми, однако в этот момент взгляд её ловил воспоминания.
Высокие пальмы, распустившиеся прямо к небу широкими ветками, окружали её. На огромном балконе белые и малиновые азалии роняли лепестки на каменные ступени, ведущие к песочному берегу. Высокий араб почтительно внёс поднос с завтракам. Вслед за ним появился Мауро. Высокий и широкоплечий, Антонелле он казался похожим на всех известных актёров разом. В глазах его плескалось море, пара платиновых колец подмигивали солнцу неподдельными брильянтами. На вечер был закaзан ресторан на побережье. Tот, что обычно предназначался молодожёнам. Антонелла чувствовала себя совсем юной и лёгкой, гонимой ветрами пустыни, словно лепесток азалии…
Из прихожей послышался шум. Вернувшаяся с прогулки мать Антонеллы появилась на террасе, кинула лёгкий взгляд на дочь и элегантным жестом закурила.
– Эти хвостики тебя очень молодят, – слегка скрипящим голосом заметила она. – Если наденешь солнечные очки, сойдёшь за девчонку. Главное, больше не поправляйся.
«Подумаешь!», – мысленно фыркнула материнской спине Антонелла и поспешила продолжить к уборке. Однако через пять минут к ней опять подошла мать. Точнее, к Антонелле приблизились её десятисантиметровые золотистые каблуки.
– Убираешься в субботу? Tак ты никогда не выйдешь замуж.
Антонела оторвала взгляд от плитки: длинные ноги в тонких чёрных брюках, удлинённая кофта удачного красного оттенка, подпоясанная на тонкой талии широким ремнём с золотистой пряжкой. Волосы забраны, и – напоказ тяжёлые золотые серьги, оттягивающие и без того излишне длинные мочки ушей.
– А ты, мама, я вижу, ждёшь гостей? – Антонелла тщетно пыталась поймать серый взгляд.
– Называй меня по имени, Робертой. «Мама» – это не модно. – Мать Антонеллы злобно сверкнула глазами и добавила: Дa. Должны быть к ужину. И потом, через час, приедет парикхмахерша. Ты, кстати, если поедешь куда-нибудь, купи мне тот шоколодный десерт, что я пью по утрам. – Мать говорила быстро, чётко и в конце фразы предусмотрительно удалялась, не давая собеседнику высказаться.
– Да, Роберта, – покорно и уже без возражения произнесла Антонелла.
Антонела по-мальчишечьи бежала по ступеньками. Вёдра, тряпки, порошки и щётки она оставляла за спиной, торопясь упасть в объятья тёплого вечера.
По субботам она с двумя подругами ужинала в китайском ресторане, «где за пять евро ешь и первое и второе». Антонелла старалась экономить, да и китайская еда ей нравилась.
До ужина оставалось два часа и, по обыкновению, она навестила свою старую приятельницу, с которой они вместе работали у Мауро. Десять лет назад.
Элена, как обычно, была одета во всё чёрное, что однако совершенно не скрывало её полноты. Чёрная синтетическая кофта с тёмно-фиолетовым рисунком была сильно растянута и к тому же подчеркивала бледность своей хозяйки.
– Привет, дорогая! – Антонелла любила говорить этаким тихим, загадочным голосом, нетипичным для итальянки. – Пустой диван!? Где же твой муженёк? – В лице Антонеллы промелькнуло хищное выражение, как у сороки, заметившей забытую на столе серебряную ложку.
У Элены когда-то была сорока, и это сравнение невольно мелькнуло у неё в голове.
– Его на работу утром вызвали. Он либо на работе, либо на диване. Элена раздражённо махнула рукой и проследовала на кухню.
