Начинается новый день. Он будет таким же, как вчера. Пустым и бесполезным. На работу ехать не надо, я уволился. Просто взял и ушел. Пустой стол перед глазами. И телефон в руке. Держусь за него, как за соломинку, но он молчит. Я сам этого добивался, хотел уйти от всех, кто был рядом, и побыть одному. И вот спустя месяц одиночество убивает меня.
Сигарета тлеет в руке, курю скорее по привычке, никотин встает поперек горла, но только этот дымок окурка и привычное движение руки позволяет собрать мысли в кулак. Что в жизни я сделал неправильно? Я точно знаю, что ошибся, вот только где? Мне уже тридцать два, возраст поэтов. Порог тридцать три унес многих, может быть, и мне пора? Надоело как-то. Мир серый и блеклый уже два месяца, пора бы открывать глаза. Но я ещё веду беседы в голове с той девочкой, которую любил. Не понимаю, что случилось со мной в тот роковой вечер. Руки опустились, и я потух, разом, резко. Такого не бывало раньше со мной. Нервы, психи, драки ‒ всё бывало на усталости и злости. Но так терять себя и мир вокруг – это жёстко. Не помню, что делал первый месяц, потом увидел ее, и мир взорвался болью и обидой.
Ночной МКАД, звук мотора и сигарета в руке, ночь пролетела в считанные минуты и слилась в одну картинку огней. Очнулся в машине, уснул на бензоколонке где-то на трассе. Не помню, как вернулся, как работал. Не помню, как ходил к дочке, что говорил и делал. Лишь серый тусклый мир. Устал, спать хочу и не могу. Закрыв глаза, вижу ее вновь, и снова веду диалог ночами на пролет. Прошу, убеждаю, объясняю, и все по кругу, раз за разом до утра. Потом встаю и с тоской смотрю на мир через тёмные очки затёкших глаз. Первыми почувствовали беду мать и дочка моя. Сначала кричать начали часто, всё злилась мать, ей покою не давало мое распиздяйство. То посуду забуду помыть, то дочку без варежек приведу. А мне уже всё равно, сил нету. Ухожу в себя, и вновь веду тот глупый диалог, вспоминаю ее запах, ее глаза.
Я продержался ещё месяц, до дня рождения дочки. Сходил в гости к бывшей жене, принес какую-то игрушку. Не помню, что купил, в сером мире вещи и деньги перестали быть чем-то важным. Помню, что сидел на полу у Ангела в гостях, и понял, что мне пора. Сейчас, потом будет поздно, надо выйти и уйти. Дочка не должна видеть меня лежащим на полу. Дойти тогда я смог только до машины, пульса почти нет, слабость, и мир расплывается в глазах. Каким-то чудом найдя силы закурить, я сижу в машине и понимаю, что я на грани. Сердце сдавило, жжение в груди – я знаю эти симптомы, сердце – убогая мышца – не выдержало нагрузок. Набрав 112, диктую адрес, говорю, что в машине, признаки инфаркта.
Договорить тогда я не смог, телефон выпал из руки. Очнулся в машине скорой, мир плывет перед глазами. Двое молодых парней что-то спрашивают у меня. А, врачи, им документы нужны, наверное, вынуть из кармана я не смог. Врач тогда обыскал куртку и все нашел сам. В себя прихожу в больнице в коридоре. Меня выписали на следующий день, жив-здоров, просто не спал пару месяцев, лишь изредка терял сознание, вот сердце не выдержало и решило отдохнуть. Потом психдиспансер, учёт и лекарства. Я честно пил их до января, но толку не было. Уснуть я всё равно не мог. Помогало шампанское, пара бокалов, и мир выключал свет. Это удобно быть не пьющим всю жизнь, экономно.
В январе Вовка нашел меня, и, отпоив дома чаем, заставил купить билет в Израиль. Там часть семьи, там другой мир. Деньги ещё есть, и их не жалко, я начал копить на квартиру, мечтал подарить ключи вместе с кольцом котенку, теперь на эти деньги живу, и за прошедшие три месяца потратил ещё не все. Оставлю деньги бывшей жене на дочь и матери на квартиру и продукты. Свободен, можно уезжать. Я научился спать, я ложился и просто засыпал, слушая звук дождя или далекого прибоя. Дед с бабушкой приняли ласково, как всегда. Дни заполнились мелким бытом и старым варкрафтом. Но главное, я начал спать, это действительно был другой мир для меня, там не было её. Но время идет. И нужно лететь домой. Будь прокляты цепи, что держат меня там. Там, где было счастье, и там, где пришла боль.
Память, она постоянно меня теребит. Мечтаю забыть и не могу. И снова падаю в воспоминания. Тоска о себе, слабость и трусость. Изредка глядя на себя, чувствую сильнейшее презрение. Как низко ты упал? А как же бизнес, друзья, дочь наконец? Ты мужик или кто? Эти мысли заставляют встать и что-то делать. Распродаю мотоциклы, что закупал на моторазборку. Осенью цены упали, и я вкинул в моты полмиллиона, немного, то, что было тогда. Теперь, очнувшись, продаю их. Оставил один старенький спорттур. Тот самый, что она любила, небесно-голубой. Мне просто больно его видеть. Каждый раз, приходя в гараж, я возвращаюсь мыслями к ней. Сейчас закину экип в кофры и поеду за ней. Но нет, нельзя, она хотела уйти и ушла. Любишь? Люби до конца, отпусти. Не делай больно. И я отпустил. Зажал себя в руки, накрыл мот старым одеялом, чтоб не видеть, и ушёл из гаража. Хватит, не могу так больше.
В марте друзья, что учились мотоэкстриму, начинают подтягиваться вновь. Весна, пора покупать расходники и готовить моты. Планов было много, Европа, Белоруссия. Но я не хочу. Ничего не хочу. Собрав деньги с мотоциклов, раздаю долги. Часть мотов покупал на долговые деньги, чтобы поднять кассу моторазборки. Нормально, удалось выйти в ноль, и на этом силы заканчиваются. Отдаю разборку напарнику и ухожу из этого бизнеса. Сил нету, сплю иногда по пьяни, трезвым уснуть не могу, лишь теряю сознание обычно под утро.
Потом всплывает Котёнок. Просил же не звонить, не писать. Но нет, какое-то старое барахло, и ей лень нести его до мусорки. Слово за слово, обида и боль. Из этого разговора узнаю, что все хорошо. Мой ученик подбивал клинья ещё давно, и подбил, ушла к нему и все типа друзья это знали. Я не знал, они знали. Удаляю мотоучебку, закрываю мелкие обещания и блокирую всех. Мне не нужны люди, врущие в глаза, я ведь спрашивал, как она, с кем. Хотел знать, ведь если убить надежду, станет легче. Надежда ‒поганое чувство, оно не дает уйти, держит, заставляя вспоминать, говорить и говорить вновь. Боли нет, теперь нет. Теперь всё равно, главное не закрывать глаза. Я всё равно вижу её перед глазами. Хватит, отпусти – я много раз говорил это себе, и не смог. Я сам толкнул её к Андрею в руки. Сам рассказал, что он любит и ждет. Пусть будет чужой, лишь бы убить надежду. Не ждать. Забыть. Господи, как же я хочу забыть всё.
И вот сижу на кухне и курю. Мама на даче до осени. У бывшей жены всё хорошо, с пятой попытки нашла нормального мужика. Ангела вижу всё реже и реже. Бывшая жена права: после меня у дочки срывает нервы. Она чувствует меня, и нам становится плохо обоим. Это плохо, так нельзя. Уже пятый месяц, как я ищу отдушину. Выход из этого тусклого серого мира. Но его нет, ничего не радует, мир противен мне. Я не хочу тут жить, эта мысль ломает меня все сильней. Долги, они держат, и их я плачу. Матери, дочери, им нужен сын и отец. Для этого я живу, но Господи, как же я устал. Работы нету, да и сил работать тоже. Глядя на себя в зеркале, вижу худого заросшего бородой сутулого мужика. А где мои мышцы? Где пресс и голубые глаза? Потухли, кто-то потушил этот мой взгляд. Так нельзя. Бабла осталось немного. Это ещё три-четыре месяца платежей маме и дочери, если ничего не есть самому. И заправлять машину. Звонок телефона рвет мысли в пух и прах. Он не звонил уже дня три, кто-то вспомнил обо мне? Вовка, друг, старый верный друг. Таких мало в жизни. Именно он отправлял меня в Израиль.
