Андрей Варвар - Архитектура поэзии

Эта книга твоя, но не знаю,

кто её сочинил.

Она – слияние невозможного,

будто дорога Сочи-Нил.

Я не писал стихи,

их автор не я, а стихия

и химия чувств,

что хитрая химера хилая.

Эта книга твоя,

но не знаю, правильно ли

называть тебя Праздник,

как делал когда-то Дали.

А может, сюжетно отвергнешь

меня, как Лу Саломе?

Украсишь мною себя,

как зал, картиной Мане?

Эта книга твоя.

Эта книга – сам я.

Эта книга – семья

из сотен страниц,

что приютили рифм странниц.

Эта книга – кардиограмма,

она свидетель великого чувства.

Эта книга твоя,

её сочинили во имя искусства.

Я дарю тебе книгу: это всё, чем владею.

Я дарю тебе главное – поэта идею.

Я дарю тебе то, что не дарил никогда:

я дарю тебе славу, а с ней и себя.

И пусть я ничтожен, жалок и глуп.

И пусть я играю в поэта и глух

мой читатель к словам, что я пишу.

Винить себя я отнюдь не спешу.

Эта книга жива, и ты её мать.

И дочь твою скоро будут ждать,

как гостя почётного всея Руси,

но её ты от славы пока упаси.

Я стану известен лет в сорок пять.

Но правда, знаешь, на это плевать.

Я просто хочу увековечить тебя,

ведь если не ты, то кто же я?

Единое целое на единой сцене.

Единое целое с единой целью.

Единое целое воедино сцеплено.

Единое целое навсегда целое.

Я хочу распять тебя любовью,

я хочу рисовать твои брови,

я хочу в ладони твои гвозди,

а между пальцев – поцелуев грозди.

Я хочу к стене тебя пригвоздить:

это мой способ тебя любить.

И разве рабством кажется это?

О нет! Ты стала душой поэта.

Я сожгу сырой лес твоих волос,

воздвигну красе твоей Колосс,

я украду твою пылкость томного взора

и пронесу сквозь пыль в котомке вора.

Я сотру с твоих губ улыбку,

она для меня превращается в пытку,

когда умираю от чувств избытка,

я ощущаю себя избитым.

Во времени летят линии тела,

они стираются, как следы от мела.

Я отметаю страхи и вздохи распада,

от мели спасусь, коль придётся раз падать.

Я хочу тебя расколоть и разбить:

это мой способ тебя любить.

Я хочу тебя созидать и ваять:

это мой способ себя забывать.

Я хочу тебе подарить монумент,

чтобы ты поняла, что значит момент.

Я хочу показать, что значит любовью казнить:

это мой способ убийства амбиций возни.

Я хочу тебе стих подарить,

что написан с любовью и грустью.

Я хочу тебе ничего не дарить,

чтобы ты поняла,

что и это искусство.

Я хочу тебе подарить пробела пустоту,

я хочу тебе подарить

проблемы на плоту,

я хочу тебе подарить

блаженство наверху,

но я подарю тебе мир без меня:

вот, люби пустоту!

Я хочу тебе подарить постамент,

чтобы там был я,

которого нет…

Невыразимое словом хочется выразить,

невыносимое чувством хочется вынести,

невозможного груз навьючен на волю,

а возможное – здесь выходит на волю.

Как мало мне словом дано созидать!

Как много мне сердцем дано понимать!

Сколь мало вообще значат слова,

столь много всего нужно сказать.

Идеи летают, подобно птицам,

мысли желают воедино слиться.

И где же она, что соберёт вереницу,

даст маски актёрам? Людям – лица?

Музыка скажет, о чём слово молчит,

слово опишет, о чём скрипка кричит.

Но может ли нота словом стать,

и подойдёт ли слову нотный стан?

Дружба музыки и слов,

смерти каменный заслон

раздирает до основ,

а на деле – это сон.

Она.

Невыразимое выразит.

Она.

Невыносимое вынесет.

Она.

Сочетание нот и смысла.

Она.

Полёт стиха ею выстлан.

Мне надо сказать тебе

Но…

Мои слова больны:

у них сердечная недостаточность.

Предложения отдыхают,

разбив лагерь палаточный.

Текст надо мной смеётся:

у него смех припадочный.

Смысл спорит и угрожает

доводом палочным.

Бунт выразительных средств

вешает нос.

Курс метафор низок:

на них падает спрос.

Рифмы сбросились вниз,

став асфальтом.

Знаки препинания стали

кусками с Мальты.

Всё стихосложение —

боль, тихое жжение

твоего луча, целующего линзу.

Твои глаза выжигают огонь

на бересте новых смыслов.

Но его записать и оставить

никак нельзя,

ибо знак не выражает

суть тебя.

Что я скажу иероглифом,

что в любви признаётся?

Ничего,

ибо любовь

только в молчании слов познаётся.

На твоё письмо ответ – молчание.

Ведь слова обнажают чаяние,

что скрыто должно быть внутри,

где и живут желанных слова три.

Я не имею к ним причастности:

слова – в любви всего лишь частности.

К чему они, когда на части

меня разрывает счастье?

Не я пишу, а мысли дышат,

в стихах дыхание услышит

тот, кто, поднимаясь выше,

не требует чего-то свыше.

Наивность. Простота. Молчание.

И счастье. Три слова.

И постоянное участие.

Сложность есть поражение, несчастье.

Ложность есть положение несчастных.

Наивность. Простота. Молчание.

И счастье.

Три слова.

И две вечных части.

Вы скажете: «Я безумен и зол».

Вы скажете: «Я беззубый осёл».

Вы скажете: «Я мучитель основ».

Вы скажете: «Я – ну так, пустослов».

Вы скажете: «Я безбожник и хам».

Вы скажете: «Я осквернил Его храм».

Вы скажете: «Я – ну так, просто срам».

Вы скажете: «Я глуп не по годам».

Вы скажете: «Я сжёг Нотр-Дам».

Вы скажете: «Я угодник всех дам».

Вы скажете: «Я ценитель всех драм».

Вы скажете: «Я – ну так, болван».

А я вам скажу: «Вы молчите, черти,

ведь вам даны лишь услады черни!

А я слышал игру богини, честно!

Любить её руки – моё дело чести».

Толпа галдит, что Христос Воскрес,

но не слышит музы, дара небес.

Её ноты воскреснут, словно Иисус,

сама вечность узрит музыки вкус.

Поджигаю свечой сборник стихов,

разрываю список новых грехов…

Её руки бесценны. Спросите волхвов!

Она кормит ими свирепость волков.

Эти руки летят по струнам скрипки,

эти руки воздушны и сладко липки,

эти руки ласкают мои волосы-нитки,

эти руки – пески, что слишком зыбки.

Эти руки – талант, я целую их нежно,

купаю в водах восторга прибрежных,

грею огнём своих книг, когда снежно, —

это мой способ сказать, что я вежлив.

Над смертью победа сияет в любви:

искусству, религия, в сердце вложи

метафору жизни, не капельку лжи,

и про руки её непременно скажи!

А что мне весь мир – дымка тумана?

А что мне страна – заложник обмана?

А что мне богатство – жертва кармана,

когда обнимаю я трепетность стана?

А что мне весна, весь снег её талый?

А что, мне тесна грудь моя стала?

А что, погибает она? Воздуха мало?

Я не дышу: со мной счастье играло.

А что мне клубок горя Вселенной?

А что мне кубок мира нетленный?

А что мне сансара – круга бессменность,

когда я с тобой почти бессмертный?

А что мне лето, весь жар его бед?

А что, мне света не видеть сто лет?

А что, я ослеп? Потерян след?

Меня без тебя почти уже нет.

А что мне осень, весь шёпот листьев?

А что мы просим, поднимаясь ввысь?

А что, мы больше не пишем писем?

Умерла любовь. Потерян смысл.

А что мне зима, весь гул метели?

А что, мне она простынь стелет?

А что, мы вдвоём, хоть и песню спели,

наш плод любви и после смерти спелый!?