Хельга Воджик - Архив Тирха. Коготь Кулуфины. Том 1

Есть легенды, что ткутся веками, переходят из уст в уста и оседают вязью на страницах книг. А есть истории, оставшиеся лишь в памяти руин, в шёпоте камня и в пепле прошлого. Однако, по-настоящему стоящая легенда способна породить не менее, а то и более, захватывающее приключение. Стоит лишь протянуть руку и попробовать ухватить одно из сокровищ древности, сокрытое под толстым слоем мифов. А иногда одно маленькое приключение – это всего лишь начало новой легенды, которая связывает первые узелки судеб прямо сейчас, на ваших глазах.

Добро пожаловать на Лантру – остров, с которого мы совершим путешествие в сердце мира Тхару – Древний Архив Тирха, один из семи оплотов эпохи легенд, ныне лежащий в руинах.

Мы отправимся на Мэйтару, где мифов и преданий больше, чем песка в пустыне Мэй. Туда, где под лучами золотого Орта и в тени гор Энхар, случилась эта маленькая история.

Чтобы он ещё раз провёл ночь на северном берегу? Ни в жизнь! Птичий базар был пуст на стоящие новости, а вот шума и гама столько, словно его обитатели ткут саму историю. Не говоря уж о сырости, принесённой на крыльях ветра: все перья теперь как после дождя, влага добралась до самых костей, сделав их тяжёлыми.

Так думал старый ворон Эб, ворчливо каркая и вырываясь из тени скал. Ухватившись за первый луч Орта, он стряхнул с себя ночь и нырнул навстречу рассвету. С каждым взмахом угольных крыльев тепло растеклось по перьям, наполняя их силой и багряными бликами. Он летел навстречу щупальцам Орта, которые вытягивались все дальше, бледнели и наполнялись золотом. Скоро небо из многослойности красного и оранжевого превратится в чистый азур.

Эб рассекал безоблачную высь, чёрным росчерком мелькая среди чаек и громовых птиц. Поток нёс его на южную оконечность острова. Ворон летел на восток.

Острые скалы и шумные гнездовья сменились торговыми площадями, пристанями, наползающими друг на друга домами, вереницами обозов и пёстрым одеялом прилавков. По улицам, что вились как угри, сновали тхару, и чем выше поднимался Орт, тем больше двуногих вливалось в поток жизни. Тут были южные бисты, пропахшие песком и специями, суровые северяне, словно несущие за собой свежесть снежных долин и запах еловых веток, звероликие аллати со всех уголков мира, чешуйчатые имперцы с земли Дракона… Все они топтали камень дорог и не ведали свободы полёта. Эти двуногие называли остров Лантру – твердь, омытая большой водой в разноцветной оправе кораблей.

За много проведённых тут лун ворон изучил каждый клочок острова. Знал, где раздобыть еду, где укрыться на ночь, а где найти хорошую историю. Вот только с каждым днём стоящих историй оставалось всё меньше, а перья на крыльях так и зудели, желая пуститься в новое путешествие. Туда, где в шёпоте мира он отыщет отголоски потерянных песен, подхватит обрывки, сорванные ветром с крыльев громовых птиц.

Пусть на птичьем базаре легко можно было ухватить оставленное без присмотра яйцо, а шумная часть Лантру соблазнительно пахла рыбой и кровью, Эб знал, что настоящие легенды лучше искать в тихих руинах. Вот только в каменном кольце, опоясывающем остров, гулял лишь ветер. Прошлое молчало, под взглядом ворона неприветливо щерилось, обнажая кладку некогда величественной, а ныне изрядно поблёкшей под натиском времени Искрящейся Стены. Словно оброненное драгоценное ожерелье, она то показывалась, то ныряла в природные выходы белых скал, не желая раскрывать своих тайн.

Но вот в одной из ниш сверкнул знакомый лиловый огонёк. В предвкушении встречи перья на загривке Эба радостно затрепетали, и ворон устремился вниз: иногда судьба приносила отличную историю вместе с едой, и такие дни были бесценны.

Стена искрилась под чёрными крыльями, являя великолепный образчик искусства Древних: высеченная из растущего камня, украшенная слюдой и хрусталём, пустынным стеклом и пластинами металла, она сверкала в лучах Орта, змеясь хребтом спящего дракона, ныряла в океан и показывалась из воды вновь сияющим маяком. Рассвет возвращал молодость Стене, стирал безжалостные следы времени.

Но стоило Орту подняться выше, и волшебство развеивалось: некогда ажурные башенки давно были заброшены, филигранный узор их барельефов стёрся, а часть кладки была пущена на строительство зданий и укрепление набережной. Но и того, что осталось, с лихвой хватало. Прибывающие на Лантру поражались красоте и величию Стены с моря, покидающие остров уносили этот образ в сердце, а влюблённые поколение за поколением устраивали в руинах свидания и встречали рассветы.

Но башенка, куда направлялся Эб, была из тех, тропа к которой была сложна для двуногих – камни подвижны и ненадёжны, а обвалившаяся с моря стена опасна. Потому ворон и приметил это место, чтобы, укрывшись от всех, перебирать и сортировать собранные истории. Но однажды, вернувшись с охоты, он заметил гостью. Это было несколько лун назад, и с первой встречи ничего не изменилось.

Тень обволакивала хрупкий силуэт – из-под накинутого на голову шарфа выбивались лиловые пряди да тонкая косичка с блестящей заколкой. Эб давно приметил на бусине руну «тирха», и то, что гостья, задумавшись, часто прикасается к ней. В такие моменты фиолетовые глаза девушки смотрели куда-то за пределы окружающего мира, а камень на её браслете горел изнутри. Иногда этот огонь срывался с кончиков её пальцев и крохотными звёздами рассыпался вокруг ладоней. Эбу нравилось думать, что гостья тоже приходит к Стене, чтобы в тишине прошлого перебрать истории. И потому ворон был не против предоставить ей своё укромное место. Кроме того, глубоко внутри он надеялся, что однажды гостья поделится своими историями с ним.

Эб приземлился и деликатно каркнул, сообщая о своём присутствии. Гостья улыбнулась:

– Как прошло утро, Эб? – спросила она.

Ворон вывернул голову, внимательно посмотрел чёрными бусинами глаз и каркнул в ответ: ему нравилось, как звучит его имя в её устах.

– Согласна, море сегодня прекрасно и рассвет великолепен.

Девушка поправила шарф, опустив его на плечи, и на длинных заострённых ушах блеснули колечки и кафф. Эб прищурился, вглядываясь в вязь украшений. Элвинги были одной из трёх рас, что населяли Большой Мир. Ворон видел их парящие острова и дворцы средь облаков. Но эта элвинг была иной. Кожа цвета фиолетовой глины, рассечение крестовины зрачков и детали… Эб подмечал их раз за разом и всё пристальнее вглядывался, надеясь однажды ухватить скрытые за ними истории. Вот вновь на кожаных наручах слегка блеснули лепестки метательных ножей, качнулся шнурок с глиняной окариной на шее, а когда элвинг развернулась, чтобы достать из сумки свёрток, то за спиной мелькнул кинжал, чья рукоять – морда дракона – горела рубиновыми глазами. Эб помнил эти алые самоцветы, видел, как за них платили кровью.