Декабрь 1990 года. Народная Республика Конго.
Грузовая кабина Ми-8 начала ходить ходуном. Запах керосина из жёлтого бака по правому борту перебивал приятный аромат фруктов, которые набрал экипаж с собой на базу.
Безоблачное тропическое утро не подарило и пары часов прохлады. С самого утра стояла жара и высокая влажность. Не знаю, от чего я больше устаю в этих джунглях – от жары или таких вот перелётов с одного места на другое.
– Серёга, мы готовы. Никого не ждём, точно? – услышал я голос командира экипажа по внутренней связи.
Всегда подключаю гарнитуру к радиоточке в грузовой кабине, чтобы не было скучно во время полёта. Ведь вертолёт на военную базу возит только меня одного. Свободное от полётов время мы проводим в столице страны Браззавиле, каждый день совершая рейс в Пуэнт-Нуар.
Город на побережье Атлантического океана является вторым в республике. Здесь же находится и второй по величине аэропорт страны, который по совместительству военная база военно-воздушных сил.
– Нет. Каждый раз спрашиваешь, – посмеялся я.
– На всякий случай. Взлетаем, – объявил командир экипажа.
Вертолёт слегка затрясся и медленно оторвался от бетонной поверхности. В иллюминаторе хорошо виден стройный ряд МиГ-23, которые мы поставили в Конго. На килях уже красуется эмблема местных военно-воздушных сил, а красный флаг Народной Республики Конго развивается над домиком техсостава.
Очередная лётная смена с местными лётчиками подошла к концу, и теперь можно отправляться отдыхать.
– Пошли в разгон. Скорость 60, переходный режим, – объявил по внутренней связи командир вертолёта.
Небольшая вибрация в районе главного редуктора быстро проходит. Вертолёт продолжает разгон и занимает предельно малую высоту. Летим, практически касаясь крон деревьев, но тут же отворачиваем в сторону побережья.
– Серый, ты же не против. Посмотрим, как люди отдыхают, – посмеялся по внутренней связи командир.
– Давай. Пооблизываемся.
Не прошло минуты, как вертолёт начинает снижаться, и выравнивается над самим пляжем. Где-то он абсолютно дикий, а где-то можно разглядеть загорающих местных жителей. Естественно, что нас больше интересуют жительницы.
– Смотри, сколько шоколадных заек, – слышу я по внутренней связи голос лётчика-штурмана.
– Ты давай пилотируй. Я тебе потом расскажу, что там внизу, – отвлёк его командир.
Песок светло-серый с лёгкой желтизной, простирается метров на сто от воды до невысоких барханов, утыканных кое-где пальмовыми деревьями. Всё здесь совершенно необычно. Будто впервые в жизни вижу океан.
Видно, как к берегу несутся огромные волны. Затем эти самые бугорки растут и меняют цвет. Кажется, что это хамелеоны и меняют они тёмно-синий цвет на голубой, а потом и на бирюзовый.
Несутся всё быстрее и быстрее, превращаясь в солидный вал. Энергия приливов во всей красе! И на самом финише каждая волна, будто взъерошивает себе волосы, обрастая белыми кудрями пены.
– Эх, а мы будем сегодня в душе купаться. Верно, Серёг? – спросил у меня командир, отворачивая в сторону джунглей.
– Само собой. Мыться, в принципе, нужно каждый день, – посмеялся я.
– Но мы-то с тобой знаем, что до 4 сантиметров не грязь. А больше 4х сама отпадает.
Обожаю этого лётчика! Душа-человек!
Я прилёг на скамью и прикрыл глаза. Шум в грузовой кабине действовал успокаивающе. Командир ведёт вертолёт очень мягко. Будто мы не летим на «пчёлке», как называют Ми-8, а едем по автобану на дорогом автомобиле.
– Серый, не спишь? – запросил меня командир.
– Нет.
– Долго нам ещё здесь? Не знаю как ты, а я уже хочу к себе в Торск побыстрее.
– А я в Циолковск. Там хоть и холодно. Но в кровати с женой всегда тепло.
– Это точно!
Небольшая пауза и прозвучал уточняющий вопрос от лётчика-штурмана.
– Командир, так вы же не женаты?
– Это мне не мешает жить с женщинами. А ну, возьми… твою мать!
Резкий манёвр и я слетаю со скамьи. Гарнитура так и осталась пристёгнутой к точке связи. По всей кабине летят фрукты и другой провиант.
Я успел только выставить руки и не удариться головой об жёлтый бак в грузовой кабине.
Ещё манёвр!
Перекатываюсь обратно, ударившись коленом об ножку скамьи. Схватился за неё и держусь. Что-то серьёзное произошло, раз командир так маневрирует.
Несколько ударов по фюзеляжу. Разбит один из иллюминаторов, осколки которого падают на пол. Кажется, по нам с земли работают из крупнокалиберных пулемётов.
Вертолёт ныряет вниз и тут же делает горку. Со всей силы держусь, чтобы не улететь в стену. Даже и не думал, что так может маневрировать Ми-8!
И тут же мощный удар в районе редуктора. В кабину начал литься керосин и пошёл дым. Из последних сил перемещаюсь ближе к кабине экипажа, чтобы сесть на сидушку рядом со сдвижной дверью. Вертолёт начинает кидать в стороны. Вроде успокаивается, а потом снова брыкается, как бешеный скакун.
Сквозь дым вижу, как иллюминатор поравнялся с кронами деревьев. В кабине потемнело, а вертолёт продолжает снижаться. Чувствую, что сейчас будет мощный удар.
Вертолёт касается земли и пару раз отрывается. Наконец тряска заканчивается.
Дверь в кабину экипажа распахнулась. Из неё, сделав кувырок назад, выпадает бортовой техник.
Он что-то кричит, но ещё шумят двигатели и винты. Сидеть на месте нельзя. Нужно выбираться.
Дверь открываю и выпрыгиваю на влажную землю, которую мы вспахали вертолётом. Рядом приземляемся бортовой техник, а за ним и командир экипажа.
– Ходу, Серёга! – крикнул он, и мы отбегаем от вертолёта.
Ещё один член экипажа бежит следом, но прихрамывает. Мы его подхватили и рванули к деревьям. Тут и происходит взрыв.
Вверх поднимается столб пламени и чёрные клубы дыма. Вокруг деревья начинают полыхать, а горящий керосин громко гудит. Ещё немного и начнут рваться патроны в кормовом пулемёте. Единственное оружие, которое разрешили оставить на вертолёте.
Мы присели среди деревьев и стали обсуждать произошедшее.
– Как змея с белым хвостом. Откуда тут ПЗРК у папуасов? – спросил лётчик-штурман, который осматривал свою стопу.
Подвернул он её знатно. Идти ему будет сложно.
Осмотрев, куда нам удалось сесть, я отдал должное командиру вертолёта. Высший пилотаж – примоститься на такую маленькую полянку.
– Ай, ерунда. Я и не в такие дырки залазил. Как-то в Афгане тоже подбили нас, так мы в расщелину влетели и сели на горное плато. Правда, чуть духи нас не перебили, но это всё к делу не относится, – рассказал командир экипажа.
Мы отошли от места падения на безопасное расстояние. Тут и разговорились.
– Какой это год был? – спросил я.
– 80й. Самое начало.
– Я в 81 м туда попал. Тоже пришлось… на земле с духами схлестнуться, – вспомнил я о своём катапультировании.
– Мы ж так и не познакомились. Я – Александр Клюковкин, – протянул мне руку командир экипажа.
