Я больше не могу и не хочу жить. Жить так, как они. Как все кругом. Но ведь есть она – другая жизнь. Ну, почему я не могу вырваться из этой жизни, почему я не могу жить среди красивых, честных и, главное, умных людей? Почему в моей жизни все вокруг обманывают друг друга и считают это удачей? Почему смеются над соседкой тетей Надей, которая работает в больнице с утра до ночи, помогая больным. И уважительно отзываются о Романе из пятой квартиры, который ездит на своей машине, торгует джинсами и нигде не работает. Он не замечает своих соседок, но зато может запросто обнять в лифте и обозвать «шлюхой», если пытаешься отбиваться. Разве такой человек достоин уважения? А тетя Надя значит плохой человек, если у нее маленькая зарплата?
Люся, лежа в кровати перед сном, думала о своей жизни и прошедшем дне. Сегодня опять не произошло ничего нового. Как всегда она проснулась ровно за две минуты до того, как мама зашла в ее комнату и тихонько произнесла.
– Люся, вставай, пора в школу.
Люся любила учиться чему-то новому, но не считала, как многие девочки из класса, что школьная жизнь – это интересно. Учителя почти все были злые. Кричали по поводу плохих отметок, могли обозвать как угодно любого ученика: болваном, оболтусом, дебилом. Рассказывали только тот материал, который написан в учебнике или какие-нибудь истории из их личной жизни. А требовали, чтобы все их слушали и беспрекословно подчинялись.
Правда, на Люсю никто не кричал, все ее любили. Она была трудолюбива, много читала и была скромна. Любила заниматься общественной деятельностью: обожала готовить классные праздники, писать юмористические рассказы в стенгазеты. Ее всегда выбирали старостой класса, а потом и секретарем комсомольской организации. Она честно исполняла все свои обязанности и училась на одни пятерки, но все равно не любила школу и ждала, что скоро она ее закончит и пойдет учиться на журналиста или геолога. И, конечно же, встретит своего единственного и неповторимого, который будет также смел, открыт и честен. И они будут жить счастливой семейной жизнью, у них будут дети, которых они будут любить, вместе встречать все праздники, отдыхать на речке у костра, трудиться на благо Родины…
С тех пор прошло так много. Хотя если считать по годам, то всего-то пять, но столько всего изменилось, что казалось, счастливая жизнь дома – это «далеко и неправда», как любила говорить Люсина соседка по школьной парте – Анка Соснина. Да, в Люсиной жизни изменилось буквально все – вместо родительского дома – жилой вагончик на окраине северного городка, вместо родителей – муж, которого с трудом можно назвать другом, а не то, что любимым. Маленькая дочка, из-за которой нельзя вовремя ни поесть, ни поспать… И вечная тоска на сердце.
– Зеленая, как болото в деревне у бабушки,– подумала Люся.
При воспоминании о любимой бабушке Люсины глаза превратились в большие соленые озера, которые, переполнившись, стали беспорядочно разливаться..
И сразу нахлынули воспоминания из счастливого, и казалось, такого далекого детства
Глава 2 Люся и бабушка Люба
В деревне действительно было болото, где ежедневно в лучах угасающего солнца начинались лягушечьи серенады. Кваканье было таким сильным, что даже разговаривать было невозможно. А болото, как и сами разномастные лягушки, правда, было все зеленым: и вода, и редкие кусты вокруг, и трава, и камни на тропинках, и все живые болотные обитатели. Оно было жутковатым, и Люся не ходила одна по тропинке, ведущей через болото к речке, где все лето загорали и купались и дети и взрослые. Ей почему-то было неуютно и казалось, что по всему ходу тропинки за тобой кто-то подглядывает и хочет схватить и утащить в болотную трясину.
Но, несмотря на это, летом в деревне у бабушки было хорошо. Правда, бабушка была не совсем деревенским жителем – просто врачи посоветовали ей на время переехать в деревню, после чего дед сразу купил дом в ста километрах от города в небольшой деревушке и безоговорочно перевез любимую жену, пообещав выполнить ее условие – переехать назад в город через пару лет. Тогда, как обещали врачи, ее сердце возможно вновь станет здоровым.
Но, ни через год, ни даже через пять лет назад в город бабушка так и не вернулась. Дед через полтора года после переезда внезапно скончался от сердечного приступа. А бабушка, живя в деревне, так навсегда и осталась городским жителем, не сумев, да и не желая особо, вести деревенскую жизнь. Поэтому у бабушки не было ни скотного двора с коровой и овцами, ни горланящих по утрам во всех дворах петухов и кур-квохтушек, ни лающей по ночам, как у соседей, собаки, ни даже мурлыкающей кошки.
А в огороде, если можно было так назвать то место, где у всех в деревне росли капуста, морковка, свекла, огурцы и помидоры, бабушка выращивала цветы.
Цветов было много, разных оттенков и расцветок и цвели они по очереди с июня по конец октября, пока не начинались заморозки ниже пяти градусов. А вдоль забора огорода-цветника по периметру тянулись разлапистые кусты крупной и сладкой ягоды малины.
Больше никогда и нигде не видела и не ела Люся такой ягоды, как у бабушки в деревенском огороде-цветнике: малина была темно-красная и не яркая, а словно покрыта темной прозрачной вуалью. Крупные ягоды, количество которых в Люсиной ладошке равнялось количеству пальцев руки и не помещалось более, легко отделялись от остроконечной светлой сердцевины и, хотя на ощупь были твердо-упругими, легко и сладко таяли во рту.
Ягод на кустах было много, все они были ровные как искусственно выращенные. Забравшись в середину любого куста, можно было и не ходить дальше, только поворачивайся, срывай и отправляй в рот эти пахучие, сочные ягоды. Оторваться было невозможно, пока не начинала немного кружиться голова.
– Людмила, ты опять в малиннике сидишь? Иди ко мне, моя девочка, я для тебя приготовила подарочек,– бабушкин голос был так нежен и ласков, что не хотелось таиться.
Люся оторвалась от сладких ягод и, резко повернувшись, ойкнула от боли. От плеча до локтя на левой руке вздулась красная полоска от касания колючей ветки, и сразу проступили капельки алой крови, так похожие на тягуче-липкую малину.
Люсин плач утонул в крепких объятиях сразу оказавшейся рядом бабушки.
– Не плачь, моя хорошая, все до свадьбы заживет…
Узнать его она смогла бы и через сто лет и легко отличила бы в толпе одинаковых на вид особей мужского пола. Это была единственная и неповторимая ее любовь.
– Василий, – невольно вскрикнула Люба от неожиданности такой встречи именно здесь и сейчас.
Рядом стоящие пары невольно оглянулись на окрик. Свадьба внучки только начиналась, в ресторан прибывали гости, и многих она попросту видела впервые. Люба смущенно произнесла извинение и шагнула в сторону человека, в котором как ей показалось, она узнала своего знакомого. Подойдя поближе, она поняла, что ошиблась. Это был совсем молодой человек, видимо, ровесник ее дочери, удивительно похожий на Василька. Такие же пронзительно зеленые глаза, белокурые волосы и широкая белозубая улыбка. Лишь подойдя поближе и заглянув в его глаза, Люба поняла главное отличие – в этих глазах было столько же боли и невысказанной грусти, сколько было в глазах Василька веселья и отчаянного лукавства. Даже вежливая улыбка этого человека не могла скрыть горечь в его глазах. Похожесть сразу улетучилась и Люба не стала выяснять, кто же этот человек, это ей было уже неинтересно.
