Однажды ты откроешь глаза и поймёшь, что большинство людей, с которыми встречался, учился, работал, которых ты любил, большинство событий – декорации. Под твой запрос меняется картинка.
И вот, в один миг, происходит сбой. И если раньше декорации сменялись логично, то в этот миг, в миг сбоя, – ты попал в дурной сон, где всё нелогично, непоследовательно и кажется абсолютным бредом.
Но хуже всего, однажды открыть глаза и понять, что декорация – это ты.
Тебя переставляют с места на место, скручивают, ломают, старят или украшают. Хотелось бы самому решать, где стоять. Но есть сценарий, который ты, возможно, не читал, где каждая буква – мгновение твоей жизни. Текст выгорает, внезапно обрывается, и ты открываешь глаза. Но тебя уже нет.
Нет там, где был ещё вчера.
***
Муж занёс ещё несколько коробок и поставил в единственное свободное место у входа.
– Всё! Остались мелочи, завтра после работы перевезу! – он улыбнулся и оглядел результат работы.
Диван, коробки, вещи в огромных чёрных пакетах хаотично заняли всё пространство маленькой, но всё-таки нашей квартиры. Когда мы успели столько всего скопить?
Я копошилась в коробке с посудой, искала приборы.
Ужин на скорую руку стоял на плите. Тарелки уместились на журнальном столике, вместо стульев я смастерила мягкую зону из диванных подушек. Наш первый маленький семейный романти́к.
Сбылась мечта – жить отдельно!
Красиво разложив приборы, я посмотрела на мужа снизу вверх. Он словно божество, невероятно притягательный, атлетичный. И я рядом в его футболке, с наспех собранными в пучок волосами, – курносая серая мышь. Наверное, я везунчик, раз сумела урвать лучшего мужчину на планете.
– Я сперва в душ. Позже поем! А ты ешь, если хочешь, – муж прервал мои мысли, – Где белье? – он огляделся.
Я, щуря глаз и улыбаясь, смотрела на его подбородок с трёхдневной щетиной. Если бы меня не ограничивало тощее тело, я бы киселём растеклась по комнате – так распирало от счастья.
– Я принесу! – пропела в ответ, намекая на близость.
***
В ванной комнате шумит вода. Я сняла одежду, распустила волосы и, прикрывшись полотенцем, нагая зашла к нему.
Его рука потянулась к лейке, дорисовывая силуэт на пятнистой шторке. Я резко сдвинула цветные круги в гармошку и отпустила полотенце. Муж вздрогнул и, смыв с лица пену, открыл глаза. Обволакивая кошачьим взглядом обнаженное тело, он хитро улыбнулся, перешагнул через выступ душевой и притянул к себе. Капли на его шее, груди, лице, касаясь моей кожи, сливались в тонкие струйки и, стекая извилистым маршрутом, падали на пол.
Стало жарко. Кровь в моих сосудах бурлящим потоком понеслась по жилам, выдавая волнение пульсирующей тоненькой ве́нкой в области виска. Его тепло и запах апельсина. Впервые могу не стесняться своего желания, не бояться, что кто-то услышит за стеной, не прятаться под одеялом.
Жадно целуя губы, он с тумбы у стены сбросил на пол гели-шампуни, усадил на неё и раздвинул мне ноги.
Подглядывая за нами в зеркало, я шепнула, что хочу жёстче. Он отвлёкся от шеи и, улыбаясь взглядом, принял вызов. Резким движением рук он придвинул меня ближе к себе и вставил так глубоко, что я невольно вскрикнула.
Тумба стукнулась о стену: «Бааам!» Ещё раз: «Бам, бам, бам!»
Подглядываю, как его спина, напрягая мышцы в такт, отражается в зеркале. Кусаю губы. Ему, себе.
«Баам!»
Руками скольжу по плечам, шее. Целую губы. Руки, спина, вверх по шее, затылок, плюшевые волосы.
«Баам!»
Двигаюсь в такт.
«Бам, бам, бам». Этот глухой звук чеканит в мозгу странное восприятие. Дежавю вспышками окунает в звуки, запах, чувства.
Его дыхание – «БАМ!»
Глухой стук – «БАМ!»
Капля скатилась – «БАМ!»