Вам, естественно
Каждую ночь десятки барашков поблескивали на темном своде моего потолка – навязчивая мысль, которая делала мое сердце открытым, наподобие кувшинки, положенной в лужу весенним утром, как будто с открытыми глазами и ртом. Я представляла, сколько людей вздыхают, советуя считать барашков, чтобы уснуть, они-то чувствуют себя выспавшимися, можете проверить. На самом деле в глубине души все мечтают иметь барашка. Особенно потому, что это держит в тонусе, придает горделивый вид, а в наши дни это важно. Впрочем, на улицах и без того полно баранов, я не иронизирую – настоящих барашков, покрытых шерстью, как больших, так и маленьких, настолько маленьких, что их можно положить возле дивана или украсить ими шкафчики. Не позднее чем вчера я увидела аж тринадцать штук в витрине магазина оптики, где делают футляры для очков, и, без всякой связи, их посчитала. Я даже сфотографировала их, как делаю всегда, и сейчас у меня целая куча фотографий из обычной жизни, настоящее доказательство того, что все мы мечтаем или почти мечтаем о маленьком, невинном и наивном существе. И пусть мне не говорят, что эти барашки неживые, никто и никогда не предпочтет мертвое живому, для этого надо быть по-настоящему чокнутым. Короче, одним прекрасным утром, когда барашки слишком ярко всю ночь сияли в моей голове, я встала просветленная и сказала себе: «Хорошо. Если сама не хочешь стать барашком, то есть терзаться, что живешь в городе, – ты возьмешь барашка к себе. Вот прямо сюда, в эту квартирку с хорошим паркетом, не создавая трудностей никому, и у тебя вместо бессонницы появится жизненный маячок». И надо знать, что иногда неплохо поговорить с собой, чтобы не лежать всю ночь с вытаращенными глазами, как кролик, попавший под свет фар автомобиля, или же как кролик, оказавшийся перед стадом баранов в шестьсот семьдесят пять голов. Это очень смешно! И с тех пор, как это было решено, как бы случайно, я сплю, как агнец! Если не считать того, что мои соседи больше не спят. От тоски. Из-за маленького барашка. Весь мир пребывает в полной гармонии, и, если не считать появляющиеся время от времени газетные утки, я убеждена, что все скоро наладится и мы все скоро настроимся на одну волну – на волну барашка.
Не вижу ничего бредового в том, чтобы вернуться к моим первым любовным чувствам. Над этим делом я долго размышляла, прежде чем решиться в сорок четыре года снова обрести барашка, как это было, когда я была маленькая, но мне все возражали: нет, в доме, где живут соседи, никогда не видели женщину, живущую вместе с бараном, это почти то же самое, что жить бок о бок с быком. На это у меня только один ответ: мне плевать, что они видели или не видели. Если они всю свою жизнь перенимали ошибки других – тогда можно потерять всякую надежду. Нужно что-то в себе обновить, чтобы эмоционально приветствовать такой способ сожительства. Барашек не кажется мне более опасным, чем другие животные, если верить статистике и учитывая мой двадцатилетний опыт семейной жизни за перегородками, расставленными в самых различных жилищах. Также я могу ответить, что сегодня можно видеть очень приличные семьи – жена, муж, дети, живущие в элитарном одиннадцатом квартале, – которые современная пресса провозглашает определенного типа предтечами лучшего мира, поскольку они держат у себя на балконе курицу. Да, курицу! И эта курица несет яйца. А ты говоришь: «Чудо!» «Биоповедение» – с таким заголовком однажды вышла статья, автор которой, заходясь в экстазе, писал как о чем-то сверхъестественном, что из гузки курицы один раз в день выходит по яйцу… Да уж, прямо библейское чудо!
А мой барашек должен быть исключен из всякого рассмотрения под предлогом того, что он не несет яйца? Строго говоря, он должен быть лишен права гражданства? Не это ли высшая точка развития капитализма, подразумевающего, что животное не ценится больше того, что оно производит? Предназначение животного видится в его услугах, оказываемых человеку: Лабрадор – да, кот – нет! Потому что без кота мыши танцуют; тем лучше для них – в отличие от слепых без Лабрадора. Ну, а я всем говорю: «Да!» Даже бесполезным! И если я охотно использую слово «барашек» – это потому, что оно лучше всего воплощает шерстяную беспомощность. Я люблю барашка за то, что в нем больше декоративного, чем мясного. И пусть при мне не произносят слово «овца» – оно ввергает меня в ужас, создавая впечатление, что меня собираются предать; а также слово «баран» – оно повергает меня в ужас, будто меня собираются стричь. А почему же лично я чувствую себя спокойно, когда говорят о барашке? Потому что, говоря кратко, я представляю это животное и себя – как единое тело, нисколько не стыдящееся нашей общей бесплодной тяжести.
– Барашек? А для чего он? – спрашивают меня мои взволнованные недоброжелатели, совладельцы недвижимости.
– Ни для чего, – отвечаю я, – просто я его люблю!
Конечно, это чистая провокация, так как завести барашка – значит его усыновить, я в этом уверена. Я воспринимаю их скрытый практицизм с омерзением: соседская зоологическая добродетель состоит в том, чтобы сортировать животных в соответствии с выгодой, которую они могут принести, – и это превращает моего барашка (поймала себя на том, что говорю о нем так, как будто он уже живет у меня) в большое исключение из мира домашних животных.
Не будучи демагогом, я не очень-то люблю слово «исключение» – оно всегда вычеркивает кого-то или что-то, но, к счастью, я хочу подчеркнуть явную дискриминацию, отмеченную в Уголовном кодексе, потому что, надо отметить, это может закончиться судом.
– А почему бы не взять осла? – с иронией спросила продавщица магазина дорогих свечей, которую я пыталась подключить к моему делу, протягивая ей мою жалобу.
– Ну да, почему бы нет, в принципе? – кивнула я. – Серый ослик не большая нелепость, чем рыжая курица или «все цвета „Бенеттона”»[1]! Вам не надоели все эти истории о породах, видах и цветах? Из-за этих произвольных сегрегации, которые делают из курицы высшего представителя, а из барашка – шерстяное существо низшего вида?! А вообще говоря, я бы высказалась за черную лошадь, которую назвала бы Черный принц, по имени героя романа из моего детства! Если не считать барашка, в которого я влюбилась, – в него и никого другого, вот и все!
Я, конечно, погорячилась, я это знаю.
Продавщица свечей засмеялась, следуя стадному чувству, вслед за своей клиенткой, которая с сопением отвернулась от шкафчика со свечами, желая получше разглядеть «девушку, которая хочет барана». Так говорят об этом в квартале. В конце концов, меня здесь знают. Я уж не говорю о моих отношениях с мясником, который, даже не видя меня никогда, сыплет проклятиями в мой адрес. И не без причины: есть еще что похуже, чем совать нос не в свои дела, – дело в том, что я иногда подворовываю в его лавке. Хорошо расчесанный барашек – как будто надутый шарик. Так же две горящие свечи усиливают впечатление от концерта, объединяют своим светящимся братством благородных людей, и я хочу, чтобы вы спросили себя: кто же он такой, этот барашек? Я единственная, желающая иметь этого барашка, а все остальные считают мою идею глупой, и это не кажется им странным? А я имею такое же право на собственное мнение, как и любой другой, я вываливаюсь из этого мира и рассуждаю: я нахожу подозрительным это их единение – в противоположность всем моим соседям, которые этого только и ждут.
