© Владислав Михайлович Мирзоян, 2017
ISBN 978-5-4485-5025-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
*
Басня – от слова баять – говорить, рассказывать.
Связывая воедино жизнь видимую и невидимую.
Баял – один Эзоп.
Хоть и считается, что он всего лишь собрал народную мудрость,
остальные, после Эзопа, в стихах ли, в прозе, его лишь перебаЯвали —
и Федр, и Бабрий, и Авиан,
а уж Лафонтен, Крылов и Толстой – тем паче —
писали побасенки от Эзопа.
*
Эзоп был раб.
Считается, что его убили дельфийские жрецы.
А жрецам – убивать непозволительно.
Поэтому жрецы не убивают —
жрецы приносят жертвоприношение.
Стало быть – Эзоп был принесён в жертву.
*
Теперь уже и не разобраться —
то ли это было наказание,
то ли великая честь —
скорее второе.
Но мы – за честью должны почитать
само чтение его басен.
А уж перебаЯвать Эзопа – за непозволительную честь.
В меньшей степени, но равно, как и Лафонтена, и Крылова, и Льва Толстого, басни которых (или парафразы их) помещены в книге и по их мотивам написаны автором побасенки.
*
Поэт и лягушки
Однажды лягушки пожаловались Зевсу:
– Скучно живём. Квакаем одно и то же. Надоело. Пошли нам поэта.
Сжалился Зевс над лягушками и послал им своего любимого поэта, просто от сердца оторвал.
И стал поэт на болоте ублажать лягушек стихами – и оды им, и лирику, и хорей, и ямб, и амфибрахий, и всё такое.
Лягушки – в восторге!
Правда, поэт за их девушками стал волочиться. И в загулы иногда впадал. И несколько раз подрался. Но говорил, что это – для вдохновения.
А лягушки за стихи – всё ему прощали. И потихоньку сами стали запоминать про эти страшные хореи и глубокие ямбы.
А потом почему-то решили:
– Да нахрен нам этот поэт? Мы сами себе поэты. Сами можем эти… амфибрахии гонять.
И поэт куда-то пропал.
Не то они его изгнали со своего болота, не то сам съехал, не то они его на дуэли застрелили, не то сам повесился – в общем какая-то мутная история.
Но лягушки недолго грустили – поставили поэту непохожий памятник на пне, завели литературный сайт имени поэта и сами стали стишатки вовсю пописывать.
И заквакало болото на все голоса.
Конкурс «ква-квакергений года» завели.
Голосовали, интриги плели, чуть все не передрались – в общем, как говорил Аристофан, – полный бре-ке-кекс у них там случился.
Но, всё-таки – выбрали себе ква-квакера. И под пнём с памятником венок из жареных мух ему на голову водрузили.
– Видал, чё творят? – глядя на всё это, кивнул Зевс поэту, – Научил на свою голову.
– Да… квакают, – печально вздохнул поэт, – Как-то… беспонтово. Ни темы не держат, ни ритма. Как будто меня там не было.
– Ну и пусть себе там квакают на здоровье, – махнул рукой Зевс и обнял поэта за плечо, – А ты мне – на Олимпе нужнее… Ну, что – нектарчику?.. Ноль пять?
– Да давай сразу – литр. Чтоб не бегать. И амброзии надо взять. На закуску.
*
Орёл и черепаха
Увидала черепаха парящего в небе орла —
красавец, три метра размах боевого крыла, взгляд – как у царя – мурашки по
телу, клюв, как у особей некоторых национальностей, лапы с когтями, как
шасси сложил, его именем город назвали – а он парит – мечта, а не жизнь —
и захотелось черепахе самой полетать.
– Товарищ лётчик, товарищ лётчик! – закричала ему черепаха, – А научите меня летать! … Как это у вас так получается?
Орёл даже не сразу и понял, кто это кричал – сверху черепаха, как коровья лепёшка.
– А ты на дерево залезь, да и прыгни, – посоветовал ей орёл, – И полетаешь… А я не инструктор, – и попарил себе дальше…
– Летать-то – не сложно, – учила черепаха потом внуков, – Сложно на дерево залезть.
*
Эзоп
Верблюд
басня (парафраз)
«Когда люди в первый раз увидели верблюда, они испугались его и в ужасе разбежались.
Но прошло время, узнали они его смирный нрав, осмелели и стали к нему подходить.
А ещё немного спустя, поняли они, что верблюд и вовсе не способен злиться, и дошли до такого к нему презрения, что надели на него уздечку и дали детям его погонять.
Басня показывает, что даже страх смягчается привычкой».
*
Saliva camel
побасенка
Когда верблюд впервые увидел людей, он подумал:
– Ну и морды! – испугался и убежал в пустыню.
Потом пригляделся, приглядывался к ним из-за бархана – и увидел – как они суетны, мелки и жалки эти человечки – чего их бояться? … и что-то в них было… такое… небезнадёжное…
– Надо помочь, – решил верблюд и в жалости своей пришёл к людям.
И дал одеть на себя узду.
И позволил людям погонять себя.
Особенно детям
И так уже – веками. Всё таскает и таскает за людей поклажу и грузы
Но всё же – иногда верблюд не выдерживает —
нет, нет, да и плюнет на кого-нибудь из этих людишек.
Только на детей никогда не плюёт.
*
Лев Толстой
Делёж наследства
басня
«У одного отца было два сына.
Он сказал им: «Умру – разделите всё пополам».
Когда отец умер, сыновья не могли разделиться без спора.
Они пошли судиться к соседу.
Сосед спросил у них: «Как вам отец велел делиться?»
Они сказали: «Он велел делить все пополам».
Сосед сказал: «Так разорвите пополам все платья, разбейте пополам всю посуду и пополам разрежьте всю скотину».
Братья послушали соседа, и у них ничего не осталось».
*
Мученик за литературу
побасенка
Когда умер отец, завещавший двум своим сыновьям разделить всё поровну, братья никак не могли миром поделить наследство – ну как унитаз поровну разделить?
И пошли они к соседу.
Сосед посоветовал им, как в басне Толстого. Но, как человек начитанный, уточнил:
– Только начните с книг. Обязательно с книг.
Так и сделали братья – только с книг начитать было неинтересно – сначала старенького отцовского жигулёнка кусачками напополам искромсали, потом мебель распилили, шмотки порвали, всю посуду побили.
Дошло дело до книг. До полного собрания произведений, дневников и писем Льва Николаевича Толстого – а это дело нешуточное – делить 90 томов!
– Как пилить будем? – ребром ладони примериваясь к первому тому, спросил один брат, – Вдоль? Или поперёк?
– Думаю, справедливо будет – отрывать книжку посередине – и резать, – предложил второй.
– Забились, – согласился первый.
И стали они раскрывать подряд всего Толстого и безжалостно резать.
Дошли до тома с басней «Делёж наследства».
Разрезали как раз по басне.
Один брат прочёл вслух и задумчиво сказал:
– Что-то это мне напоминает…
И оба тоскливо оглядели квартиру отца – мамаево побоище. Только без трупов.
– А там ничего нет – что они с соседом сделали? – спросил один брат.
– Да, вроде, нет, – повертел полкнижки второй, – Всё. Конец басни.
– А пойдём-ка мы ещё раз к соседу, – сумрачно предложил первый, – Басню допишем.
И они пошли…
*
– Не надо! Не надо! – пытаясь спрятаться за креслом, кричал сосед, – Так – вы хоть одну басню Толстого прочли! И то – сразу поумнели! Не надо!
*
P.S.
– За что, за что? За русскую литературу пострадал! – с затаённой печальной гордостью объяснял сосед в больничной палате, – За народное образование.
