Портовый кран деловито опускал молочного цвета двадцатитонник в широко распахнутый трюм сухогруза. Таша стояла на кромке причала и подставляла лицо ветру. А он, ветер, весело-нахально трепал юбку летнего лёгкого платья, вальяжно касался щёк, играл длинными волнистыми волосами, и они, словно рыжее пламя, возгорали на ветру и снова затухали и потом опять разгорались.
Её рыжие волосы до середины спины были её гордостью. Таша, конечно, их подкрашивала, тщательно продумывала, как получить нужный оттенок. Он должен быть особенным, благородным, глубоким. Здесь, не скатиться в вульгарность, с рыжим это легко, особенно, если в моде тяжёлый чёрный. Но она не собирается следовать. Она точно знает, что ей идёт именно этот цвет, жизнеутверждающий, пламенный, превращающий её в бутон, в нарядную конфетку. И Шурику нравится, заводит, как признаётся он сам. Сейчас не заводит, раз не торопится из командировки.
Мысль о Шурике пришла неожиданно, и сразу, как холодной водой окатило: мир в красках погас. И возник другой, чёрно-белый, ветреный и скучный. Старый, потёртый во всех местах кран, раскорячившийся на добрую половину всей площади маленького контейнерного причала, кажется едва держал жирафью шею на дребезжащих старых ногах. Как ещё двадцатитонник умудрился поднять.
Контейнер там, в трюме, некто невидимый отцепил, и четыре стальных толстых каната, клацая жирными чёрными крюками, которыми и цепляли с четырёх сторон контейнер, не спеша стал вытягиваться из трюма.
Таша даже чуть отошла от ставшей, вдруг, опасной конструкции. По неопрятной площадке причала, покрытой горячей пылью и мелкими камушками, которые так неприятно продавливали тонкую подошву туфель-лодочек на не очень высоком каблучке, гулял всё тот же самый, но теперь ставший колючим и сухим, ветер.
Июнь хорош, когда ты на пляже, но не когда у тебя задание от твоего мужа, (она называет его мужем, хотя и не муж он ей никакой, гражданский брак у них, сам-то в Германии, в Мюнхене), проследить за отправкой контейнера с запчастями в пункт назначения, оформить документы, а ещё на свою работу успеть вернуться и сделать вид, что никуда не отлучалась.
Вообще, коллектив у них великолепный. Четверо девчонок, включая её саму и один на всех мужчина, их начальник. Они все его любят, коллективной такой любовью коллег к коллеге-начальнику. Впрочем, она ни за кого не отвечает, может кто и по-иному любит, но это крепко держится в тайне. Ну уж не она, это точно, ещё чего не хватало.
Хотя… Иван Леонидыч, а за глаза – Ваня, иногда, даже, Ванечка, а ещё Линыч, круглолицый, доброжелательный, с тёплым взглядом всегда весёлых глаз, достоин любви… да каждой женщины на свете и даже… всех женщин мира! На этом месте Таша искренне про себя посмеялась, а внешне её внутренний смех вылился в невольную, но задорную улыбку, которая сделала её лицо снова светлым и беззаботным. Господи, когда уже принесут эти накладные?
Она легко развернулась от надоевшего ей сухогруза и увидела, что вдоль причала, размашистым шагом работяги, шагает какой-то человек в робе, с непонятной, гнутой железякой в руках – надо спрятать улыбку! Но быстро это сделать не удалось. Человек прошёл мимо, глянул на неё недоумённо, потом гыкнул, правда одобрительно, но чуть насмешливо. Таша вспыхнула снова, какое-то время сердито смотрела в спину незнакомцу и, вдруг, состроила ему вслед рожицу: вот уж, с кем поведёшься.
Но мир засиял снова.
Почти сразу подскочил паренёк-приёмосдатчик, отдал документы и объяснил, что печать поставить надо в управлении порта.
В четырёхэтажном здании портоуправления, на первом этаже, она разыскала отдел перевозок грузов, но он был закрыт. Таша тоскливо огляделась вокруг. Она дико устала и была страшно раздражена. А тут ещё работнички эти, конторские. Таша совсем забыла, что она тоже…
– Да они все кофе пьют, – обыденно пояснила вахтёрша на первый Ташин вопрос, а на второй добавила: – По коридору пройдёте, там кафешка, «Парус». – и равнодушно отвернулась от посетительницы.
«Парус» была довольно симпатичная, ухоженная кафешка, к тому же просторная. Круглые столики были накрыты белыми скатертями. Вечерняя жизнь тут скорей всего тоже бурлила. За одним из столиков роилась сдержано-весёлая компашка. Судя по внешнему виду: тёмный низ, белый верх, это были работники управления. Но Таша не стала подходить к ним: попьют кофе и вернутся на свои рабочие места без её специальных усилий.
Заказав пирожное «Прага» и кофе, которое оказалось неожиданно вкусным и дохнуло прямо из дальних жарких тропических областей маленького нашего земного шарика божественным кофейным ароматом, Таша села за столик на другом конце кафешки и подключилась к аппарату под названием «Релакс». Медленно, «протяжно», как она умела делать, отхлебнула божественный напиток, и он мягкими волнами наслаждения стал растекаться по венам.
Таша даже забыла про «Прагу», глоток за глотком она отправляла в себя горячее горькое счастье, и бежала за каждым этим своим глотком внутрь себя: не упустить ничего.
Сначала живительный поток прорвался в нижние конечности, и им, наконец стало легко. Таша стащила под столом сначала один туфель, потом второй и торопливо нащупала горячими подошвами ног прохладный пол. Потом спал обруч, который стягивал голову. Внутри черепной коробки зажглись сразу три лампочки: в височных долях, левой и правой, и в затылочной, и там стало светло и радостно. Свет, который всегда ищет выход и почти всегда его находит, плеснул в глаза, и они засияли.
Даже «Прага», стоявшая до сих пор тёмно-коричневой, сладкой, вязкой, абсолютно непроницаемой субстанцией, словно осветилась изнутри непостижимым загадочным светом и на одной из вывесок, одной из её кафешек, Таша, словно воочию, увидела выписанные неоновым светом два слова: «Café «Mirage».
Хм, интересно… – Таша пожала плечами, но тут же её внимание было отвлечено тем, что двери кафе открылись и из неё вышел молодой человек и направился в её сторону. Она сама, как раз, сидела на веранде кафешки. Веранда была уютная, увитая плющём. С одной стороны, которая являлась продолжением стены здания где размещалось это милое заведение, росло дерево, с мощным, но не очень высоким, немного выше крыши, стволом, зато с огромным розовато-зеленым зонтом из листьев-цветов наверху, которые прохладной тенью укрывали почти всю веранду. Что это было за дерево, Таша не имела понятия, но в тени его кроны было комфортно и располагало… да бог знает к чему, но к чему-то весьма приятному.
