У ног чемодан и сумка, в руках слабость. Как
и в ногах.
Стою дура дурой перед дверью в отцовскую квартиру,
а мне никто не думает открывать.
— Пап, ты где? — я с пятого раза
дозвонилась до отца, и готова была кричать, если бы горло так не болело.
— Алло, пап, ты слышишь?
— Ну здравствуй, Мария. Неужели родная дочь решила
позвонить после… напомни, сколько ты игнорировала свою семью? Или мне
самому тебе напомнить?
Начинается!
— Я не игнорировала, я просто устала
от постоянного контроля. Пап, ну ты где? Я у квартиры
стою, а мне никто не открывает.
— И не откроет. В квартире капитальный
ремонт, мы с Людой в столице, — холодно ответил папа.
Я поморщилась, услышав имя любовницы отца. Вроде
и не сделала она мне ничего плохого, но как же фигово было —
я спокойно жила с папой и мамой, а на следующий день
после совершеннолетия меня огорошили: у папы любовница, у мамы
любовник, нашей семье конец. Выбирай, Маша, с кем останешься?
Я выбрала побег в другой город, устав
от их контроля и игры «Перетяни Машу на свою сторону».
Теперь снова пришлось бежать. Но, как оказалось, сбежала
я в пустоту, и жить мне придется на вокзале или под мостом.
— В столице? Понятно, — убито сказала я,
и чихнула.
— Так, стоп, ты приехала? Зачем?
— В универ местный перевелась, в общаге мест
нет, мне жить негде.
— И предупредить ты не могла, как
и обычно, — прогрохотал отец. — Почему чихаешь? Что
с голосом?
— Заболела. А еще, — я собралась
с духом, и выпалила: —еще меня ограбили. Как в дурном анекдоте,
пап — я все деньги и карту везла в кошельке, в поезде.
Сумка на полке лежала, а ночью люди высаживались. Вот
и вытащили, наверное. Хорошо хоть телефон под подушкой был и уцелел.
Я даже комнату не могу снять, и на проезд нет, последнюю
мелочь из кармана выгребла.
Я готова заплакать от безысходности. В моей
жизни всегда так — если уж случается задница, то глобальная
и некрасивая, как сейчас. Вроде и выделили мне комнату в общаге,
но заехали иностранцы, и комнату мою отдали им. В поезде
какой-то дрянью вроде ОРВИ заразили, ограбили, да еще и отец умотал
в столицу со своей раскрасавицей.
Супер. Все как обычно. Маша, ты везунчик.
— Сильно плохо? — встревожился папа.
— Да, — прохрипела.
Врать не хочется, я и правда разваливаюсь.
Чертова простуда!
— Стой и жди звонка. Пять минут. Телефон оставь
в покое, чтобы батарею не разряжать, — скомандовал отец,
и отключился.
Ох, как же жалко саму себя. Приперлась, блин,
и домой попасть не могу.
Строго говоря, дом не мой — жило наше семейство
в военном городке до самого моего совершеннолетия. Потом семья развалилась,
папа получил новое звание, и его вызвали в Екатеринбург. Мама
в Кемерово уехала со своим красавчиком, а я сбежала
в Тюмень.
Раскидало всех, а ведь дружно жили. Или мне только
казалось, что дружно.
— Да, пап, — ответила на его звонок.
— Я договорился. Вызываю тебе такси, смс должна
прийти с номером машины. Поживешь пока у моего приятеля. Квартира
сорок один, запомни. Только умоляю, веди себя прилично, — взмолился отец.
— Не хочу краснеть за тебя.
Я фыркнула. Какой смысл вести себя неприлично перед
каким-то стариканом-солдафоном?!
— Как его зовут-то?
— Антон… — в трубке раздался треск, бульк,
а затем звонок сорвался.
Телефон просигналил о подъезжающей машине,
я вздохнула, подняла чемодан, спортивную сумку, и начала спускаться.
Жуть, как не хочется жить с посторонним мужиком.
Папе полтинник, приятелю его, наверное, тоже. Думаю, он тоже военный,
а они все невыносимы, и просто не могут не строить всех
вокруг. Я села в машину, распаляя саму себя. Спасибо, конечно, что
готов приютить, но командовать собой этому вояке я не позволю!
Хотела набрать отца, но заряд сказал мне: «Пока-пока!»
Очаровательно, я так и не узнаю отчество
мужика. Я хоть и бываю хамкой, но к пятидесятилетним
по имени-отчеству обращаюсь, даже если эти пятидесятилетние мне несимпатичны.
Антон, значит.
Вышла из машины, покачиваясь от болезни. Потащила
чемоданы к подъезду, и покосилась на лавочку — я так
устала, прилечь хочется. И Антон этот мог бы и встретить, что
за тип вообще?!
Остановилась у сорок первой квартиры, и нажала
на звонок.
Дверь снова не открыли, я позвонила еще раз.
И еще. Сейчас заплачу!
Или лягу тут, у порога, и пусть всем будет стыдно!
Зло и из последних сил пнула дверь, и,
о чудо, мне открыли. Вернее, открыл.
Молодой, высоченный, русоволосый мужик в светлых джинсах
и белой футболке.
— Маша, правильно?
Я кивнула, сделала шаг навстречу. Мужчина тоже шагнул,
чуть склонившись, чтобы забрать мой чемодан.
— Ой, — поморщилась я, когда мы столкнулись,
и чуть не упала, но Антон подхватил.
Интересные у папы друзья.
— Эффектное появление, — усмехнулся он, и как
котенка втащил меня в квартиру.
Стою перед мужчиной, и отчего-то стыдно.
Я уверена была, что увижу типичного отцовского
приятеля: крепкого боровичка с сединой и залысинами, очередного
полковника или подполковника.
А тут молодой мужик. Постарше меня лет на десять,
симпатичный. Даже красивый. Высокий — жуть просто, я ему носом
в грудь упираюсь, а ведь я и сама не Дюймовочка. Метр
семьдесят, как-никак.
— А сколько вам лет? — спросила я,
и внутренне поморщилась от досады.
Вот дура, ну и вопрос!
— Антон Булатов, тридцать два года. Почти без вредных
привычек, из домашних животных только собака-хаски по кличке Булка,
и младший брат, — отрапортовал мужчина, и начал стягивать
с меня пальто.
Кажется, надо мной тонко издеваются!
— Младший брат входит в категорию домашних
животных? — фыркнула я.
— Пытаюсь одомашнить. Выходит с переменным
успехом, — поморщился мужчина.
Подтолкнул меня за спину, чтобы я отошла
от шкафа.
Вот черт, почему папа не предупредил-то? Я бы хоть
в такси постаралась себя в порядок привести.
А то выгляжу — атас. Вспотевшая от болезни, макияжа
никакого, нездоровый румянец на щеках, губы, наоборот, белые.
И лохматая вдобавок ко всему.
Страшилище.
И не то, чтобы я влюбилась вот прям
на этом самом месте, но перед красавчиками я и сама
предпочитаю выглядеть красоткой, а не замарашкой.
Тьфу, ну папуля!
— Вы сказали, что почти без вредных привычек.
Не поделитесь дурными пристрастиями, раз уж нам вместе жить?
— с усмешкой спросила я, скрывая смущение.
Терпеть не могу смущаться.
— Не поделюсь, таким с маленькими девочками
не делятся, — едко ответил он. — У любого мужика
к тридцати набираются привычки, от которых не избавиться.
— Я не маленькая! Мне двадцать!
— искренне возмутилась я.
А этот… этот солдафон рассмеялся.
— Простите, взрослая женщина, — передразнил он.
Я снова стушевалась, даже болезнь на второй план
отступила. Не люблю выглядеть дурочкой. Ну почему нельзя переиграть
наше знакомство? А все папа виноват!
