Бескрайняя пустыня… Зной… Раскаленный ветер… Ничтожная песчинка, едва различимая с высоты птичьего полёта, словно замерла на бескрайних просторах песка, рисуя очертания слегка сгорбленного силуэта человека. При приближении угадывалось едва различимое движение…
Одетый в, выжженный палящим солнцем, местами потрепанный, грязно-зелёный балахон, подпоясанный верёвкой, с сумкой из мешковины через плечо путник уверенно передвигался к одному ему известной цели. Раструбы кожаных башмаков забились песком. Песок был везде – и в капюшоне балахона, и в рукавах, и на полях одного цвета с балахоном шляпы, оканчивающейся сложенным конусом. Он был далеко не молод. Седую его бороду, забитую песком, трепали порывы ветра. Бледное лицо, высушенное зноем, покрывали глубокие морщины. Песчинки, казалось, уже являются частью пергаментной кожи. Живыми на лице казались только серые уставшие глаза, которые путник изредка прикрывал, протирая от вездесущего песка, кистью правой руки. Правую его щеку, начинаясь от внешнего края глаза и заканчиваясь где-то внизу под бородой, рассекал ветвистый рваный шрам, заходивший в складки уголка рта, скрываемого седыми усами. Словно багровая молния рассекала белое полотно. Странный, в человеческий рост, посох, пристегнутый со стороны спины к балахону двумя кожаными ремнями, раскачивался в такт шагам. Путник остановился, достал из складок балахона флягу, поднес ее к потрескавшимся губам, влил в себя несколько капель влаги. Затем снова убрал сосуд на прежнее место, развернул карту, извлеченную из наплечной сумки, внимательно рассмотрел ее. Приложив старческую руку к седым бровям, заслоняясь от солнца и песка, он осмотрел окрестности, как будто старался проникнуть взглядом за горизонт. Затем, снова сложив, убрал карту на место и, устало улыбнувшись, продолжил свой путь. Ветер постепенно стихал, заметая следы на песке, солнце клонилось к горизонту. Впереди сквозь песчаную пургу, очень далеко, блёкло проявлялся темный силуэт огромной горы, на фоне которого путник казался еще более ничтожным.
Нескончаемая вереница дорог и вот она – долгожданная цель. Путник остановился у подножия исполинских размеров горы и с облегчением выдохнул. Высоко стоящее палящее солнце скрылось за край громадины, подарив долгожданную тень. Человек поднял лицо вверх, развёл руки, раскачиваясь медленно из стороны в сторону, словно под мотив древней песни. С его обветренных губ сначала едва различимо, а затем всё громче и громче начали слетать слова. Ветер усиливался, превращаясь в вихрь, эпицентром которого являлся путник. Монотонное чтение заклинания не прерывалось. Слова начинали заглушать звуки ветра, словно отскакивали от каменной громады, при этом многократно усиливаясь, наслаивались друг на друга. Складывалось ощущение, что вихрь ловил отражённый звук, вновь и вновь возвращая его путнику и уже от него – неприступной породе. В какой-то момент слова, казалось, начинают проникать в камень вместе с направляющими их порывами ветра. Песок, увлекаемый вихрем, просачивался в толщу камня, словно вода, обтекая огромные валуны. Он забивался в щели между мелкими камнями, сначала робко, затем все настойчивее, превращаясь с течением времени в бурные потоки. Они разделяли камни на отдельные фрагменты, вне зависимости от размера, и удерживали их в воздухе, постепенно формируя песчаный арочный свод, в проеме которого песок расступался в стороны, создавая возможность для прохода. Путник продолжал читать заклинание, не меняя положение тела. В какой-то момент оно, словно увлекаемое созданным вихрем, начало перемещаться по направлению к темнеющему проёму в горе. Показавшееся с другой стороны вершины солнце на мгновение осветило фигуру человека, читавшего заклинание, которая отбросила на песок сразу две тени. «Неправильная» тень задержалась на короткий момент времени, и моментально переместилась, слившись со второй, полностью повторив её силуэт. Путник полностью погрузился в проем. Камень, расступившийся изначально, сомкнулся за спиной вошедшего в том же правильном порядке, каким он был до его появления, выпуская из-под сложенных на место обломков струившийся песок.
Ветер стихал, роняя песчинки и уничтожая остатки следов путника на песке. Над безмолвной пустыней сияло раскаленное солнце…
Янис открыл глаза. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь листву деревьев и соломенную крышу хижины, то исчезал, то появлялся вновь, как будто играя с ним. Он невольно прищурился и прикрыл глаза правой ладонью. Янис – молодой человек лет семнадцати – восемнадцати, высокого роста и с развитым не по годам телом, вскочив на ноги, улыбнулся солнцу, встряхнул головой. Его волосы белого цвета, едва доходившие до плеч, были слегка растрёпаны. Смуглая загорелая кожа сильно контрастировала с волосами, бровями и глазами, бывшими одного цвета. Белая радужная оболочка глаз, окружавшая зрачок, пугала и завораживала одновременно. Губы, немного светлее цвета кожи, сливались в тонкую линию. На худощавом лице слегка выступали скулы. Юноша был одет в штаны и рубаху светло-серого цвета, сшитые из материала, подобного мешковине и приятного телу, подчеркивающие его не по годам мускулистую фигуру. Янис крадучись подошел к дверному проёму и выглянул на улицу, за что тотчас же поплатился – поток воды окатил его с головы до ног. Сразу после этого раздался звонкий детский смех, топот босых ног и звук скрипа ручки ведра, удаляющиеся от хижины.
– Умыла! Умыла!
– Эльза, вот я доберусь до тебя, озорная девчонка! – рассмеявшись, закричал Янис, и побежал на звук шагов вниз по тропинке. В ответ опять раздался звонкий смех.
Хижина с соломенной крышей, стены которой были свиты из веток произраставших рядом деревьев, находилась в живописном месте посреди девственного леса, на возвышенности, недалеко от начинающейся горной гряды. На подоконнике единственного окна без створок в виде грубо изготовленной доски с трещинами от времени располагался прозрачный кувшин с водой, в который был бережно поставлен букет лесных цветов, источающих чудесный аромат свежести. Убранство было небогатым: четыре, свитых из тех же, что и хижина, веток невысоких топчанов, покрытых соломой, с одного из которых соскочил Янис. Посредине комнаты стоял импровизированный невысокий стол, представлявший собой камень с практически плоской верхней гранью (скорее всего, хижина изначально строилась на месте его расположения, так как на вид он казался неподъёмным). Причем расположен он был таким образом, что можно было принимать пищу, сев на любой топчан. Глиняная посуда, изготовленная, по всей видимости, самими проживающими, а также деревянные ложки были аккуратно сложены на столе. Сразу было видно, что обитатели жилища живут охотой: на стенах по всему периметру на своеобразных креплениях размещались различных размеров капканы, ножи, лук и стрелы, несколько креплений пустовали. Справа от входа, к противоположной от окна стене, снаружи, были прислонены орудия лова рыбы. Чуть дальше, прикрепленная к стене, висела аккуратно сложенная, узловатая рыболовная сеть ручной работы. Три деревянных ведра у входа, опоясанные железными полосами на заклёпках, кострище с тлеющими угольками, от которых поднимался едва уловимый дымок, с подвешенным на двух рогатинах и палке котелком и топор, воткнутый в кряж для колки дров, завершали картину быта. Что же касается окрестностей, то ниже, метрах в ста пятидесяти, протекала, начинающаяся где—то в горах, кристально чистая река, уносившая свои голубые прозрачные воды в живописную долину, так же покрытую лесом. Очень далеко, в конце долины, которую только возможно было охватить взглядом, угадывался силуэт кроны огромного дерева, сильно возвышавшийся над остальным лесом, превосходя его размером втрое, а то и вчетверо. От хижины к реке вела извилистая тропинка, огороженная по бокам плетёным из веток заборчиком, доходящим до колен, достаточно широкая, чтобы по ней можно было свободно пройти втроём. Трава была аккуратно пострижена как у самой хижины, так и на протяжении всего пути от хижины до реки за заборчиком. Видно, что по этой тропинке часто ходили, так как трава на ней практически не росла, оголяя примятую землю, изрезанную выступающими корнями вековых деревьев. А у самой реки, на тропинке, ведущей на небольшой пляж, уже появлялся песок. Справа и слева от тропинки, выходящей к реке, располагались небольшие пологие обрывы, метров по пять в высоту, обозначающие размер реки при максимальном её разливе, при котором пляж оказывался полностью скрыт водой.
