ПРОЛОГ
УВЕРТЮРА. Делириум
misterioso
Казалось, это было страшно давно, в какой-то другой жизни и в другом мире, который называется «Детство». В то время моя семья переехала в городок с невнятным названием и обшарпанными пятиэтажками, в одной из которых нам предстояло жить.
Общество шестилетних детей-аборигенов в первый же день восприняло меня негативно и настороженно, поэтому большую часть времени я слонялась по дворам в полном одиночестве, изучая местные «достопримечательности». Поначалу такое положение дел несколько удручало меня, пока я не встретила новую подружку. На заросшем бурьяном пустыре между дальними домами странным образом располагалась могильная плита, видимо, случайно оставленная нерадивыми работниками вне кладбища.
Она представляла собой чёрный матовый монолит с затейливой золотой надписью «Со святыми упокой…», но имя того, кого просили упокоить, не значилось. Местные дети почему-то обходили плиту стороной, словно на ней лежало мрачное табу, а я назло им сделала её своей резиденцией, подолгу сидя на застывшей тьме холодного камня и читая разные книжки. Однажды я обнаружила, что моё место занято. Я пригнулась, с интересом рассматривая странную девочку с очень белой кожей и волосами цвета серебристого снега, сидевшую на плите, а потом вышла из своего укрытия и сурово сказала ей:
– Привет! Ты разве не знаешь, что это страшное проклятое место, в которое нельзя приходить детям?!
В ответ девочка поднялась и с загадочной улыбкой протянула мне белый мак, так и не подняв на меня глаз, скрытых длинной белой чёлкой. Мак был восхитительно красив, даже казался нереальным среди простоты и убогости окружавшего нас бурьяна, словно цветок иного мира. Тем временем моя новая знакомая неожиданно быстро скрылась в зарослях репейника, так что я не успела её догнать. Дома я поставила мак в вазу на столе и стала ждать следующего дня, в котором могла произойти новая встреча. Так и случилось. Девочка снова сидела на плите, словно ждала меня, и я даже обрадовалась, что она не восприняла всерьёз то, что я сказала ей вчера.
– Привет! – Я присела рядом, – Ты, наверное, тоже нездешняя?
Девочка кивнула, отчего её волосы вспыхнули белым огнём на солнце.
– А почему не говоришь ничего? Не можешь?
Она снова кивнула.
– Понятно, – сочувственно произнесла я, решив, что она немая.– Меня зовут Ира Таль, а тебя?
– А! Ты же не можешь говорить! А давай я буду звать тебя…– Я задумалась, подыскивая ей имя, такое же красивое и непонятное, как и его носительница.
– Делириум! Вот! – выпалила я, вспомнив слово из книги моего папы. – Тебе нравится?
Девочка кивнула и улыбнулась.
– Ну, вот и познакомились. Пойдём, я покажу тебе парк.
Я взяла её холодную руку в свою и повела за собой. Мы весь день бегали в парке, и я рассказала своей новой подруге тайну о том, как управляю погодой с помощью старой ветлы, выступающей, как антенна связи с миром дождей. Вечером, вернувшись домой, я заметила, что мак в вазе распустился и, казалось, стал ещё красивее и больше. Мама даже удивилась, где я могла найти такое чудо. Так прошла неделя счастливой дружбы, в которой меня совсем не тяготило то, что девочка ни разу не подняла на меня глаз и не произнесла ни слова. У нас будто было какое-то духовное родство, удивительное понимание и ощущение друг друга. Но однажды я нашла Делириум особенно печальной.
– Что случилось? Тебя кто-то обидел?
Она покачала головой и, взяв меня за руку, потянула куда-то, отодвигая заросли бурьяна. Я пошла за ней, чувствуя, что сейчас должно произойти что-то потрясающее. Мы вынырнули из зарослей в странном месте, которое почему-то ни разу не попалось мне на глаза раньше, хотя всё это время располагалось за соседним домом. Это был осколок старого сквера с заброшенной клумбой, обложенной потрескавшимися камнями и дорожкой, ведущей к полуразрушенной каменной арке.
Плиты под ногами поросли мхом, и сквозь щели между ними пробивались одуванчики и подорожник. Делириум вела меня прямо к арке, и я с удовольствием следовала за ней. В какой-то момент ремешок сандалии на правой ноге расстегнулся, и я остановилась, чтобы привести его в порядок. На это ушла какая-то минута, и я уже готова была бежать за своей подружкой, но вместо этого замерла на месте, как вкопанная.
– Ираталь! – тихо сказал кто-то, слив воедино мои имя и фамилию, да таким жутким голосом, что у меня мурашки поползли по спине.
Я оторвала взгляд от сандалий и посмотрела вперёд. Делириум стояла под аркой и протягивала ко мне руки.
– Ираталь! – снова повторила она.
Её голос был голосом взрослой женщины – сочным, грудным и страшным до одури! А потом она подняла голову и посмотрела на меня. Её глаза покрывала тонкая кружевная повязка, но даже сквозь неё можно было разглядеть, что они светятся красным.
– Ираталь!
На этот раз моё имя прозвучало жалобно и нежно, словно невозможная просьба или даже мольба. Я встала с места и пошла к арке, не ощущая под собой ног. Моё тело больше не подчинялось моей воле, словно кто-то вёл меня за прочную невидимую нить, тянущуюся от самой моей души. И тогда на бледных губах девочки появилась лёгкая и вместе с тем жуткая улыбка. Под аркой, за спиной Делириум, там, где должны быть серые панели пятиэтажки, виднелся совсем иной ландшафт. Нескончаемое поле белых маков, качающихся на ветру. Они так странно кивали мне белыми венчиками, что у меня закружилась голова, и я, почувствовав нехватку воздуха, упала в обморок.
Потом папа много рассказывал мне о том, что дети иногда придумывают себе несуществующих друзей, что у меня ВСД по ваготоническому типу, отягощённая неврозом и паническими атаками, и так далее. Но я знала, что Делириум была на самом деле, как и арка, в которую она приглашала меня войти!
ГЛАВА I
ПЕСНЬ I. Путь трувера
{magico}
По ночам часто случаются разные странности и неприятности. И если пятью минутами ранее я ещё испытывала некоторые колебания в выборе по поводу того, что именно из этого случилось со мной, то теперь решение дилеммы упрямо клонилось к разделу крупных неприятностей. Трудно сказать, что больше способствовало такому жребию: внезапно обрушившаяся темнота среди светлого дня или свежий труп неизвестного парня, о который я споткнулась, выбравшись из тёмной пещеры в тускло мерцающую мистическим светом ночь чужого мира.
Вдобавок ко всему, этот почивший юнец лет пятнадцати был катастрофически похож на меня! Я села рядом, чтобы в который уже раз осмотреть его спутанные волосы до плеч, тонкие черты осунувшегося бледного лица, застывшие в выражении смертельного испуга, символ бессонных ночей – синяки под глазами. Он вполне бы сошёл за моего брата-близнеца, которого в действительности никогда не существовало. Мне, правда, к тому времени исполнилось почти двадцать пять, но по причине мелкого роста, неподобающей женщине худобы и нежелания применять косметику, чтобы казаться красивее, этих лет мне никто не давал.
