– Да ты с ума сошла…
Ну да, я знаю. Тоже мне новость. Я давно уже считаюсь местной деревенской сумасшедшей.
– В делах нет друзей, и вся твоя благодарность яйца выеденного не стоит. Ну, сделали тебе добро, скажи спасибо, и иди дальше…
Он был совсем седым. Поэтому я прозвала его Белым. Белый волк повадился ходить ко мне недели три как. Агрессии не проявлял, ничего не просил, просто смотрел, и, что самое интересное, разговаривал. На самые что ни на есть философские темы. Иногда я ему предлагала еду – он неизменно отказывался. Но он меня развлекал. Я его, видимо, тоже…
– А если меня человек из беды вызволил, от смерти спас?
– Да пустое все это… Завтра он же тебя камнями и закидает… – Белый зевнул, блеснув клыками.
– Слушай, Белый, иди себе, а?.. Я, конечно, ценю твои советы, но для меня все иначе совсем…
– А хочешь, я тебе историю расскажу? Про друзей?.. Как из-за одного такого друга я вот этот шрам получил?.. А из-за другого – вот этот? – Белый поднял массивную лапу со следами от зубьев капкана. – Обоим я в свое время добро сделал… Одному от охотников отвязаться помог… Другому… Да что об этом сейчас…
– Не хочу.
Белый устало вздохнул и лязгнул зубами.
– Слушай, дай чего-нибудь пожрать, а?.. Нет, пожрать, а не пощипать… А то вечно ты мне какие-то грибочки-капустки подсовываешь… Ну что я, на козла похож?..
Как-то его не было дней пять. Я сначала решила, было, что он просто сменил территорию, но потом он вернулся. Как ни в чем ни бывало.
– Не скучала, небось?
– Знаешь, а у меня бессонница… Который день лежу, в потолок смотрю, думы думаю… Грызет она меня, зараза… Зубы у нее острые, ядовитые… Мысли в голову дурные лезут…
– Хочешь, я полежу рядом? – Оскалился Белый. – Мои зубы острее, она не придет…
– Нет уж, спасибо…
…В тот день он был особенно задумчивым. Да и я не расположена была разговаривать. До самого вечера он дремал у моего крыльца, а я, как обычно, занималась своими делами. Только ближе к закату он рыкнул на пробежавшую мимо деревенскую собаку и покосился на меня:
– Что нынче смурная? Травки твои волшебные не уродились, али порчу на кого навела неудачно? Али эти, кому помогать по дружбе собралась, отплатили?
– Влюбилась я, Белый.
Мне показалось, или Белый и впрямь в первый раз засмеялся, как залаял.
– И что? Травки ему, зелья, и твой навеки будет. Коль тебя раньше не повесят. Ты ж ведьма!
Я лишь взглянула без слов. Белый понял.
– Ну, пойду, покуда…
Больше он не приходил. Только по деревне как-то прошел слушок, что местные подстрелили в лесу белого волка.
Памяти Алексея М.
Ты всегда в наших сердцах.
***
– Я устала. Хочу пить! – молоденькая цыганочка, звеня монисто, передернула плечами, отбросила назад рыжеватую копну волос. – Да и Казимир меня уже заждался, хватит, отпускай меня! – Девушка вскочила с коряги, на которой сидела, потянулась. Старик, сидевший напротив нее, и что-то старательно рисовавший на коленях, не обратил ни малейшего внимания.
– По Казимиру твоему острог плачет. Хлебнешь ты еще с ним. – Голос старика оказался неожиданно низким и чистым. – Намедни вот купца с дочкой на большаке зарубили. Дочка-то, молодуха, красавица была, слышала, небось? Его рук дело? Не отвечай, и так знаю, что его… Молодая ты еще, глупая. Не знаешь, как людские проклятия на голову падают, да на спину давят, так, что не разогнуться…
– Ты, поди, знаешь? – фыркнула цыганка. Упоминание о разбойничьих делах сразу навело на нее тоску. – Морали читать мне вздумал?
Но старик, словно не слыша ее, продолжал:
– Не деться тебе от него никуда, вижу, не слепой. Только не пара он тебе. У тебя сердце не злое. И он не злой, только судьбу ему другую при рождении начертили, не выберешься… Ох, сыщешь ты с ним горя, дочка… Помяни слово мое, сыщешь… На соседнем хуторе девка брюхатая ходит. Хороша девка, местного головы дочка. Так тоже, сказывают, его проделки. Чай, не слыхала?.. Беги от него, дочка. Беги, пока не поздно…
Цыганка взвилась, словно ужаленная, но старик и ухом не повел.
– А ну-ка, показывай, что выходит! – Одним прыжком девушка подскочила к старику, уже собиравшему за разговорами в грязную суму какое-то барахлишко, и попыталась заглянуть тому под руки, но он сунул в сумку последний предмет, надвинул поглубже шляпу, и, не прощаясь, побрел в сторону леса, словно и не слыша гневных возгласов вслед.
***
Базар шумел на все голоса, захватывал людей, мял их, пережевывал мощными челюстями и выплевывал. Кого с прибылью, кого – лишившимся последних монет.
Молодой горожанин выбрался из толпы, отряхнул рукав явно парадного костюма, который носил с претензией на кокетливость, и смачно ругнулся вслед торопливо пробежавшему мимо крестьянину:
– Эка чума! Всю пыль с дороги поднял столбом, теперь вовек не отчистишься! И ну их, эти ярмарки, одно разоренье да хлопоты! Верно я говорю, Белослав?
К этому времени из толпы выбрался еще один молодой человек, в наряде попроще, и облако пыли, обильно покрывшее его костюм, его явно не волновало. Он лишь улыбнулся, глядя на тщетные попытки друга привести одежду в первоначальное состояние, и лишь еще больше размазывающего пыль по холстине.
– Пустое, Ждан, если бы ты не любил ярмарочные гуляния, ты бы на них не ходил. Посмотри лучше сюда.
Друзья стояли перед городской стеной, у которой расположились ремесленники всех возрастов и обличий, с самыми разными товарами. В глазах рябило от разнообразия предложенного. Бабы с узорчатыми шелковыми платками, расписанными вручную, мальчишки со свистульками, бочкари, корзинщики, плотники, кого здесь только не было… Но привлек внимание Белослава вовсе не рабочий люд, а то, что было разложено перед старым, черным от солнца и ветра, лохматым стариком разбойничьего вида.
Несколько холстов без рам, похожих скорее на обрывки, мусор, чем на произведения искусства, валялись у ног старого пройдохи, но написанное на них не поддавалось ни человеческому языку, ни человеческому сознанию. Яркие, живые краски делали портреты, казалось, более настоящими, чем люди вокруг.
С холстов на молодых людей смотрели богатые горожане, крестьяне с потухшими взглядами, ясноглазые молодицы и румяные парни в ярких рубахах. Мыслимо ли, возможно ли было сотворить такое волшебство обычными старческими руками?.. Между тем продавец, хитро прищурясь, поглядывал то на Ждана, то на Белослава.
– Стари-ии-ик…. – Ждан наклонился над картинами, трогая каждую кончиками пальцев, словно проверяя, настоящая ли. – Сколько хочешь за все?..
Старик промолчал, будто не слышал, обернулся к Белославу:
– Что, понравились ли картиночки, сударь?..
– Понравились, дедушка, понравились, – машинально ответил молодой человек, не сводя глаз с одной.
