Doris Lessing
BEN, IN THE WORLD
Copyright © 2000 by Doris Lessing
Copyright © Photograph by Chris Saunders
© Ю. Федорова, перевод на русский язык, 2017
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать.
Бен ответил не сразу, потому что ему было страшно, он знал, что случится дальше: молодой человек, скрывающийся от посетителей за стеклом, опустит ручку на бумагу и станет пристально рассматривать своего клиента. Бену было слишком хорошо знакомо это выражение лица: в нем читались удивление и нетерпимость, но без насмешки. Перед ним стоял невысокий, полный или, по крайней мере, крепко сложенный мужчина, одетый в куртку огромного размера, ему должно быть не меньше сорока. И такое лицо! Широкое, с резкими чертами, рот растянут в ухмылке – что, черт возьми, его так развеселило? – огромный нос, раздувающиеся ноздри, глаза с зеленцой, рыжеватые ресницы, над ними щетинистые брови того же цвета. Короткая аккуратная бородка клином смотрелась на этом лице нелепо. Как и ухмылка, его длинные желтоватые волосы поражали и раздражали – они круто спадали на лоб, а по бокам завивались жесткими локонами, словно пародия на модную стрижку. В довершение портрета – шикарное произношение; он что, издевается? Служащий пристально рассматривал клиента – присутствие Бена было ему неприятно и вызывало злобу. Он раздраженно произнес:
– Не может вам быть восемнадцать. Сколько на самом деле?
Бен молчал. Он был настороже, поскольку ощущал опасность. Он жалел, что пришел сюда: стены могли сомкнуться вокруг него. Прислушивался к звукам снаружи – в надежде, что они придадут ему уверенности в собственной нормальности. На платане и тротуаре ворковали голуби, и Бен чувствовал, что он с ними, представлял, как они цепляются за ветки своими розовыми лапками, и будто ощущал, как они обхватывают его собственный палец; их согревало солнце, и они были довольны. Внутри же слышались звуки, которых Бен не мог понять, пока не отделял один от другого. А молодой человек напротив ждал, играя шариковой ручкой. Рядом зазвонил телефон. С обеих сторон от служащего сидели еще несколько молодых мужчин и девушек, а перед ними это стекло. Некоторые пользовались щелкающими и дребезжащими приборами, некоторые таращились на экраны, где появлялись и исчезали слова. Бен знал наверняка: все эти шумные устройства настроены к нему враждебно. Он немного подвинулся в сторону, чтобы не замечать действующих на нервы отражений в стекле и не видеть разозлившегося на него человека.
– Да. Мне восемнадцать, – сказал он.
Бен знал, что это так. Когда он отправился искать свою мать, три зимы назад – там он не остался, потому что приехал его ненавистный брат Пол, – она написала большими буквами на куске картона:
Тебя зовут Бен Ловатт.
Твою мать зовут Гарриет Ловатт.
Твоего отца зовут Дэвид Ловатт.
У тебя четверо братьев и сестер: Люк, Хелен,
Джейн и Пол. Они старше тебя.
Тебе пятнадцать лет.
С другой стороны карточки было написано:
Ты родился в…
Твой домашний адрес…
Эта карточка повергла Бена в яростное отчаяние, и он, выхватив ее у матери, выбежал из дома. Сначала он замалевал «Пола». Потом имена остальных братьев и сестер. Карточка упала на пол, он поднял ее и повернул обратной стороной, замалевал все слова черной ручкой, оставляя лишь безумную пачкотню.
Это число, пятнадцать, часто всплывало в вопросах, которые, как Бену казалось, вечно ему задавали. «Сколько тебе лет?» Бен знал, что это важно, и потому запомнил, а когда на Рождество сменялся год – такое не пропустишь, – он прибавлял год и себе. Теперь мне шестнадцать. Теперь семнадцать. Теперь, поскольку кончилась третья зима, мне восемнадцать.
– Ладно, тогда скажите, когда вы родились?
После того как он яростно измалевал заднюю сторону карточки черной ручкой, Бен с каждым днем все лучше и лучше понимал, какую ошибку совершил. Когда его ярость достигла вершины, он уничтожил карточку, поскольку теперь от нее не было никакого толку. Бен знал свое имя. Он знал «Гарриет» и «Дэвид», а до братьев и сестер ему не было дела – он бы предпочел, чтобы они все умерли.
Бен не помнил, когда родился.
Вслушиваясь в каждый звук, он заметил, что шум в офисе неожиданно стал громче, потому что в одной из очередей какая-то женщина заорала на служащего, задававшего ей вопросы, из-за этой вспышки гнева люди во всех очередях начали переходить и меняться местами, некоторые забубнили, а потом стали произносить, словно лая, короткие злые слова, вроде «ублюдки» и «дерьмо» – а эти слова Бен знал очень хорошо и боялся их. Он почувствовал, что от загривка вниз по позвоночнику пополз холодок страха.
Мужчина, стоявший за ним, в нетерпении сказал:
– Может, у вас времени полно, а я спешу.
– Когда вы родились? Какого числа?
– Я не знаю, – ответил Бен.
Тогда служащий решил покончить с этим, отложив решение проблемы:
– Найдите свое свидетельство о рождении. Пойдите в Архив. И дело с концом. Вы не можете сказать, где в последний раз работали. У вас нет адреса. Вы не знаете дату своего рождения.
С этим словами он отвел взгляд от Бена и кивком велел следующему мужчине занять его место. Бен стремительно вышел из офиса, волосы на теле и голове от страха встали дыбом, как у загнанного зверя. Снаружи по тротуару ходили люди, по узкой улице ехали машины, под деревом, где суетились и самодовольно ворковали голуби, стояла скамейка. Он сел на край, подальше от молодой женщины, та окинула его взглядом, потом еще раз, поморщилась и ушла, оборачиваясь. Бен уже знал такое выражение лица и ожидал его. Женщина еще не испугалась, но до этого недалеко. По движениям было видно, что она спешила и волновалась, будто убегала. Оглядываясь, женщина зашла в магазин.
Бен хотел есть. Денег не было. На земле валялись сухие крошки, брошенные голубям. Он поспешно собрал их, озираясь: его как-то за это уже отругали. Потом на лавочку сел старик, долго и пристально смотрел на Бена, но решил не обращать внимания на свои инстинкты. Он закрыл глаза. Солнце слегка отсвечивало на потном старом лице. Бен поднялся, подумал, что надо бы вернуться к старухе, но она будет им недовольна. Это она велела ему сходить в офис и подать заявление на пособие по безработице. При мысли о ней Бен улыбнулся – по-другому, не той ухмылкой, которая рассердила клерка. Он сидел и улыбался, в бороде блеснули зубы, Бен посмотрел на старика, тот очнулся, вытер с лица пот и, глядя на ладони, сказал:
– Что? Что такое? – как будто он ему о чем-то напомнил. Потом, словно защищаясь, резко сказал Бену: – Над чем это ты смеешься?
Бен встал со скамейки, вышел из тени дерева, оставив общество голубей, и пошел по улицам, зная, что, двигаясь в правильном направлении, ему идти мили две. Вот он приближается к кварталу больших многоквартирных домов. Бен уверенно подошел к одному, вошел, увидел, что лифт, шипя и стуча, едет вниз, попытался вынудить себя зайти в него, но страх заставил пойти по лестнице. Один, два, три… одиннадцать холодных серых лестничных пролетов, слышно, как за стеной ворчит и трещит лифт. На площадке – четыре двери. Бен направился к той, из которой доносился сочный запах мяса, у него потекли слюнки. Он повернул ручку, подергал ее, отошел и в ожидании уставился на дверь. Она открылась. За дверью, улыбаясь, стояла старуха.
