– Олег, успокойся, и не делай глупостей. Насилием ты никому и ничего не докажешь, – подняв руки вверх, медленно говорил я, не делая резких движений, глядя на подростка, державшего трясущимися руками пистолет, направив его в сторону одноклассников.
– Нет, Сергей Константинович, вы не понимаете. Мне придётся идти до конца. Другого варианта у меня нет, – нервно, почти истерично, произнёс подросток, слегка водя пистолетом из стороны в сторону, останавливая его то на одном своём однокласснике, то на другом, которые молча смотрели на него, – Меня всё равно теперь посадят. А даже если и нет, то я стану для них, – кивнул он на свой класс, – Ещё большим посмешищем, чем был раньше. Меня отец всегда учил, что любое дело нужно доводить до конца, вот я его и доведу.
– Глупости не говори. Тебе ещё нет шестнадцати. Никто тебя не посадит, – уверенно произнёс я, стараясь быть как можно убедительнее, хотя помнил, что уголовная ответственность сейчас наступает с четырнадцати лет, так что вполне могли и посадить, – Насмешки? А разве стоит из-за обычных насмешек губить себе жизнь? Подумай. Если ты кого-то убьёшь, то всё, обратного пути для тебя не будет. Тебе потом всю жизнь с клеймом убийцы жить. Ты уверен, что это именно то, чего тебе хотелось бы? В конце концов, ваша семья вполне может просто перевести тебя в другую школу или даже переехать в другой город, где тебя никто не знает, и ты сможешь фактически начать жить с нуля. Да и как твоя семья переживёт всё это? Каково им будет? Об этом ты не думал?
Высокий, болезненно худой парень замер, явно обдумывая мои слова. Его руки опустились, и пистолет больше не был направлен на кого-либо из ребят, уставившись чёрным дулом в пол.
Вот сейчас можно попробовать что-то сделать, – решил я, и медленно сдвинулся в сторону мальчишки.
– Да что вы его уговариваете, Сергей Константинович, – раздался развязный голос с задней парты, и пистолет тут же взметнулся вверх, – Неужели вы думаете, что наш очкозавр на что-то решится? Он же трус! Причем, клинический. У него кишка тонка убить человека. Мог бы убить – уже сделал бы. Устроил тут драму. Скоро наверняка уже штурм начнётся, и его просто убьют. Слышал, ты, очкозавр! Либо стреляй, либо вали уже отсюда, если жить хочешь!
– Кирилл, заткнись! – рыкнул я, – Не надо его провоцировать! Это, между прочим, и из-за тебя мы оказались в этой ситуации! Не усугубляй!
– Нет уж, пусть продолжает, – прошипел Олег, облизав, видимо, пересохшие губы, и двинувшись между партами к заднему ряду, где развалился за одним из столов проклятие всех учителей нашей школы и гроза учеников Кирилл Зотов, крайне мерзкий тип. И сейчас он с усмешкой наблюдал за приближающимся к нему мстителем, без малейшего следа страха в глазах.
Можно к нему было по разному относиться, но трусом он никогда не был, и никогда не боялся лезть в драку не только с ровесниками, но и с более старшими учениками. Сколько нерв мне и остальным учителям он уже попортил, ужас просто…
– Так что ты там говорил? Что я трус? – остановился напротив него Олег, вытянув в его сторону руку с пистолетом, целясь тому в лоб.
– Ты глухой ещё к тому же, что ли? Могу и повторить, если хочешь. Ты –трус! Всегда им был, есть, и будешь! Даже сейчас ты пришёл мстить лишь с оружием в руках, хотя мог бы просто выйти против меня один на один! Но ты, как обычно, зассал. Достал где-то ствол, и думаешь, что теперь самый крутой, хотя по факту, ты как был чмом, так им и остался, – растянул толстые губы в усмешке подросток.
– Один на один? – аж взвизгнул Олег, нервно рассмеявшись, – Действительно, очень честно! Ты в два раза больше меня, и много лет ходил на карате! По-твоему, это честно было бы? Да у меня против тебя, урода, даже шанса не было бы. Зато сейчас этот пистолет прекрасно их уравнял. Ты думаешь, я не выстрелю? В кого-то другого может и нет. Но вот тебя, урод, я просто с удовольствием пристрелю! – мрачно произнёс он, упрямо сжав губы, – За все твои издевательства надо мной…
– Олег, не дури! – попытался отвлечь я его, и двинулся к ним, – Поверь, не стоит оно того! Ты из-за одного мудака собираешься себе всю жизнь испортить! Подумай, зачем тебе это? Ну, убьёшь ты его. Легче тебе от этого будет, когда ты в тюрьме окажешься лет на двадцать?
Олег отвлёкся на меня буквально на секунду, но и этого хватило Кириллу, чтобы вдруг резко вскочить с места, и вцепиться в парня, пытаясь вырвать у того из рук пистолет, но тот остервенело рванулся в сторону, пытаясь вырваться из захвата. Грохнул выстрел. Пуля угодила куда-то в потолок, несколько девочек испуганно завизжали.
Я побежал к упавшим на пол школьникам, собираясь обезоружить Олега. Сердце колотилось как сумасшедшее. Я задыхался, и действовать быстро было тяжело. Всё же, возраст сказывался. За семьдесят, уже, как никак.
И уже оказавшись у катающихся на полу подростков, я услышал очередной выстрел, что-то с силой ударило меня в грудь, пронзив острой болью, и я… Проснулся.
***
– Вашу ж мать… Что это было? – задыхаясь пробормотал я, садясь на кровати в детском доме, и с испугом ощупывая свою грудь, в которой до сих пор отдавалась острая боль.
– Миха, ты чего? – сонно спросил меня Костя, оторвав голову от подушки.
– Ничего. Спи, – сухо ответил я, лёг обратно, и отвернулся к стенке. Не знаю, что это было, но на обычный сон это было не похоже от слова совсем.
Я же реально воспринимал себя там этим семидесятилетним дедом, учителем истории в школе! Помнил про свою жену, детей и внуков. Про то, что уже больше сорока лет отпахал учителем. Да я даже про все его болячки помнил! Ну не бывает снов с такой детализацией! А этот выстрел? Грудь до сих пор ныла от какой-то фантомной боли…
Да и с чего бы вообще мне видеть такие сны? Они же никак не связаны со мной! Или… Связаны? Сны, конечно, разные могут быть, но я не слышал, чтобы во сне ты мог воспринимать себя как какого-то другого человека…
Я ещё раз потёр ноющую грудь, перевернулся на другой бок, и уснул. В этот раз, без снов.
– Миха, проснись! Сейчас уже обход придёт! – разбудил меня встревоженный голос Кости, и я сел на кровати, очумело хлопая глазами, и приходя в себя.
Фантомная боль ушла, но вместо неё пришло какое-то острое чувство утраты. Как будто я потерял что-то очень важное для себя, или у меня умер очень близкий человек. Это чувство буквально сжигало меня изнутри, чуть ли не сводя с ума, так как я в упор не понимал, что же или кого я потерял?
– Гончаров! – вырвал тут меня из тяжёлых раздумий голос одного из воспитателей, заглянувшего в комнату, – К директору! И быстрее, за тобой пришли.
***
– Ого, у тебя новая машина? – удивился я, разглядывая огромный чёрный внедорожник, к которому привела меня Астра.
