– Подъем, слоняка!
Под рев злобного баса носок тяжелого кирзача врезался в пятку. Хорошо, что Алик соблюдал устав караульной службы и спал в сапогах – они смягчили удар. Но все равно было больно.
– Да пошел ты, урод! – заревел он.
Слетел с кушетки, сильными руками сгреб в охапку остохреневшего ему «деда».
– Эй, ты чего? – взвыл от страха и удивления Асадов.
Думает, если Алик молодой, то обязан терпеть, когда его оскорбляет старослужащий...
Этому придурку и двадцати лет нет. Алику же двадцать два. Четыре года от армии косил. Но до двадцати семи годков так и не дотянул. Военкомат через ментов его повязал. Забрили, короче.
Дедовщина в части так себе. Старослужащие марку держат, но не лютуют. Молодых больше для порядка, чем куража ради, гоняют. Может быть, поэтому Алик и смог вытерпеть полгода, чтобы никому морду не набить. А драться он умеет. Кандидат в мастера спорта по боксу в полутяжелом весе. В свое время на дискотеках с пацанами всякое бычье гоняли – крушили челюсти налево и направо. А вот в армии никого пальцем не тронул. Никто еще всерьез не доставал...
– Отпусти! – задергался Асадов.
Против Алика он никто.
– Отпускаю.
Это был его коронный удар. Лбом в переносицу. Не раз на практике опробован. Никто не мог устоять перед ним. И дембель не устоял. Обмяк в руках у Алика и плевком стек по стене на пол.
С рук ему это не сойдет. «Деды» соберутся на совет, будут решать, как наказать зарвавшегося молодого. Да только плевать ему на них. На всех плевать. На весь мир да с высокой колокольни... Надоело. Все надоело!
Алик заправился, подтянул ремень с подсумком с двумя автоматными магазинами и штык-ножом в ножнах. И преспокойно вышел из комнаты отдыха.
– А где Асадов? – спросил разводящий.
– Где? Где?.. Спать завалился, – буркнул Алик.
– Ладно, разберемся... Пошли!
Алик уже зарядил автомат, когда появился Асадов.
– Ну, молодой, вешайся! – злобно прошипел побитый дембель.
Алик едва удержался от соблазна скинуть с плеча «калаш», дослать патрон в патронник и набить эту свинью свинцом.
Ночь. Два часа с копейками. Пост. Еще один дембель, которого сменил Алик.
– Пост сдал... Пост принял...
После вялого соблюдения формальностей он становится часовым. И остается на посту в одиночестве.
Погода неплохая. Май месяц. Приятный теплый ветерок. Ярко светит луна. Но ничего в этом хорошего. Луна не просто светит, она будто насмехается над Аликом. Ветерок раздражает. Как нарочно действует на нервы. А еще эти «деды». Совсем оборзели. Алику бы стерпеть. Когда-нибудь сам «стариканом» станет. Сам будет молодых строить. Да только ему все по барабану. И по большому счету дембеля здесь вовсе ни при чем...
Он вытащил из кармана шинели письмо. Встал под фонарь, начал читать. Хотя, казалось, эти строки уже знал наизусть. И не потому, что у него феноменальная память. Просто строк раз два и обчелся. Весь смысл сводился к одному. «Выхожу замуж за другого. Если можешь, прости...»
Лада – самая лучшая из всех девушек на всем белом свете, самая красивая. И она выходит замуж. За другого. Не дождалась, когда он вернется из армии. А ведь он так любил, так надеялся и верил. Но Лада предала его. Ударила в спину. И еще просит прощения...
Да, наверное, он ее простит. Потому что любит. Только она не узнает, что прощена. Потому что никто не скажет ей об этом. Это будет его тайна. Тайна, которую он унесет в могилу...
Напрасно Асадов сейчас рвет и мечет. Напрасно думает о мести. Не дотянется он до него. Потому что Алик уходит. Далеко уходит. Туда, откуда обратной дороги нет... Лада ему больше не принадлежит. А без нее нет смысла в этой жизни. А зачем жить, если нет смысла?
Алик снял автомат с предохранителя, передернул затвор. Опустился на колени, упер автомат прикладом в землю, стволом подпер грудь. Патрон в патроннике. Осталось только дотянуться до спускового крючка, нажать...
Это все из-за тебя, Лада. Из-за тебя пора умирать. Скоро она узнает о его смерти. Все поймет. И будет биться в истерике. Оплакивать его и проклинать. Алик криво усмехнулся и потянулся к спусковой скобе...
А вот Асадов волосы на голове рвать не будет. Он всерьез будет считать, что Алик застрелился из-за страха перед ним. И будет упиваться ощущением собственной крутости. Как же – лучше застрелиться, чем иметь дело с Асадовым...
– Да кто он такой? – громко выкрикнул Алик. – Гнусь голимая!
Собственный голос вырвал его из кошмарного забвения, вернул к действительности. Но в голове уже замкнуло. Совершенно другими глазами он глянул на автомат. Резко отдернул руку, сорвал палец со спусковой скобы...
Алик отбросил от себя оружие, сел на землю, руками вцепился в траву. Из груди вырвался залп нервного смеха, тело содрогнулось, затряслось.
Еще чуть-чуть, и он отправился бы на тот свет. Еще чуть-чуть, и случилось бы непоправимое. И все из-за кого? Из-за какой-то дешевки, которая так запросто предала их любовь...
Лада выходит замуж за другого.
– А хрена с два! – истерично хохотнул Алик.
Эй, он что, уважать себя перестал? Стреляться из-за какой-то сучки! Ну идиот!
Он будет лежать в сырой земле, а эта стерва со своим хмырем в постели барахтаться... Нет, не будет этого. Все будет как раз наоборот. Останется Лада без своего женишка. Как пить дать останется. Потому что так должно быть. И так будет – это железно...
Алик забросил автомат за спину. Насмехаясь над своей собственной тупостью, покрутил пальцем у виска. И двинул в сторону леса.
Узкая, едва заметная тропка упиралась в ограду. Но для знающих людей это не помеха. Ведь колючая проволока перерезана в нескольких местах. За лесом поселок, куда уже давно протоптали дорожку «самоходчики».
Алик не знал, есть в этом лесу дикие звери или нет. Но ему было все равно. Он ничего не боится. Ничего. И не только потому, что у него в руках боевой автомат с шестьюдесятью патронами. Просто внутри перемкнуло фазу, механизм самосохранения выведен из строя...
Такое с ним уже один раз случалось. Давно. Восемь лет назад. Совсем еще сопляком был. У бабки в деревне гостил. С дружком своим в лес отправился. Самопал с собой взяли – дичь стрелять. Но вместо утки Алик кончил своего дружка. По дурости ему в живот пулю самодельную загнал. Покорчился Ивашка минуты две и затих. Навеки затих. Алик же в панике заметался. Как придурок в деревню рванул. Да только не добежал. Дошло до него, что не надо никому ничего говорить. Вернулся. Оттащил тело на болото да сбросил в трясину. И все, поминай Ивашку как звали... С тех пор пустота какая-то в нем образовалась. Эта пустота всосала в себя страх, панику, в душе осталось только безразличие ко всему. Никого он не боялся. Ни милиции, ни самого себя. Может быть, поэтому так легко далась ему ложь, когда рассказывал участковому, как они с Ивашкой потерялись в лесу. Местный Анискин ничего не заподозрил. А если бы и вывели тогда Алика на чистую воду, он бы не очень расстроился. Потому что тогда ему было все по барабану...
