«…самым важным элементом моего подхода является осознание того, что за любым поведением, даже за тем, которое кажется нам очень странным, стоит любовь…»
Берт Хеллингер
Акварельные карандаши, альбомы, листы бумаги с детскими рисунками, творческий беспорядок. Алиса складывает карандаши в коробку.
– Вот ты говоришь, он любит меня. Если посмотреть с одной стороны, ты сказала глупость, а с другой стороны – правду. Вопрос: на сказанное можно ли посмотреть? И можно ли послушать одно и то же с разных сторон? Можно. – Алиса обращается к Рите и одновременно беседует сама с собой. Рита не очень понимает её. – У любви столько направлений, видов, подвидов, – продолжает Алиса, – я бы написала учебник про любовь для начальной школы, для старшей, и университетский курс, и ещё продвинутый. Про языки любви, её проявления, пути. Думаю, это может быть даже полезней математики. Математика нужна, очень. Но! Важно изучать именно любовь и про любовь. Я бы открыла такую школу. А математику можно факультативно, или как-нибудь дома, с родителями и родственниками, по пятнадцать минут в день перед ужином. А то ерунда в жизни получается. Всё перепутано. Математику все учат часами, формулы сложные пишут, правила зубрят, теоремы, а про любовь ничего не учат. Между тем, кого волнует математика так сильно? Какой процент мужчин и женщин из-за алгебры страдает и не спит ночами? Школьники с домашними и контрольными работами не в счёт. Кстати, они переживают не за алгебру, а за свои оценки, от которых, как они часто думают, любовь к ним зависит. Как всё запущено, – вздыхает Алиса. Рите не становится понятней. Алиса откладывает в сторону коробку с карандашами и принимается прибирать рисунки, добавляет, – Рита, ты если захочешь, можешь посмотреть очень спокойно и внимательно, и поймешь, кого он любит. Только надо быть в состоянии, когда ты именно смотришь, только смотришь, воспринимаешь, видишь, а не делаешь выводы!
***
Вечером Рита смотрела на играющих детей. Старалась внимательно. Только смотреть. Игры у них были очень тихие и сосредоточенные. Обычно дети шумнее.
Руслан сидел в кресле рядом. Он редко с детьми играл, это могли делать Алиса и Фома, но он присутствовал при игре. Просто был рядом.
Дети такие разные, внешне. Майкл смуглый очень, цвет кожи темнее чем у Руслана, глаза большие, красивые, черные, длинные черные ресницы, густые черные волосы. Был бы волшебный мальчик, если бы не тяжесть во взгляде. И ощущения от него у Риты – как от колдуна из страшной сказки. Майкл и есть колдун. Сидит себе и перекладывает с места на место не игрушки, а камни, иногда что-то строит, иногда гладит кота. Все занятия у него не очень-то и детские: наблюдает, думает, или следит за Русланом. Если смотреть на Майкла долго и пристально, может стать страшно. Колдун в доме, или демон. Никого, кроме папы не слушает. Никто с ним, кроме папы и не общается. Разве что Алиса.
Все зовут его на русский манер Мишка, а он Майкл. Жесткий, сильный, телом крепкий, рослый; видимо в Руслана. Даниэла ни на Майкла, ни на Руслана не похожа – хрупкая, нежная вся, светленькая, с тонкой кожей, шелковистыми вьющимися волосами очень редкого оттенка, с пепельным отливом. Глаза её светло-серые, иногда в ясный день голубыми кажутся. Как так? Мастями разные дети, всем разные. Характерами тоже. Майкл упертый и вредный, себе на уме, замкнутый, наглый, странный, не признающий правил приличия, вообще ничего и никого не признающий, кроме Руслана. Даниэла – милая, общительная, когда освоится; скромная, приличная, вежливая, застенчивая, немного пугливая, аккуратная.
Наступает вечер – Руслан уложил детей спать, и спускается в гостиную, Рита спрашивает:
– Это точно твои дети?
– То есть? – он останавливается, смотрит на Риту удивленно.
– Это точно твои дети? Или приемные?
– Точно мои.
– От одной женщины? Ты уверен?
– Уверен.
– Могли ведь и подменить в роддоме, – серьезно говорит Рита. Уж слишком Майкл и Даниэла разные.
– Я видел, как они родились.
– Как?
– Как видел? Глазами.
Рита удивляется, очень.
– Ты был в роддоме?
– Дети родились дома.
– Почему?
– Так мы решили.
Любопытство сильнее ревности. Все те дети, которых Рита знала, рождались без присутствия пап, иногда вообще этих пап не было, да и вообще дети и роды – дело женское.
– Ты хочешь сказать, что присутствовал?
– Да, а что?
– Странно.
– Что странно?
– Все это, и то что ты был на родах, и дети странные. Как будто они из разных семей, я вообще ничего общего не вижу. Может быть все не так, как ты говоришь, не могут в одной женщине нормально жить такие разные дети. Не верю. И мужчин никогда в жизни не видела таких, которые бы на родах присутствовали; разве что по телевизору.
– Можешь посмотреть, – говорит Руслан.
Рита смотрит. В который раз пытаясь понять, что в этом человеке её привлекло. Большой. Взрослый. Теплый, по ощущению. Сильный. Сила очень спокойная. Немного грустный, уставший. Это если заглянуть глубже. За его спокойствие. Красивый, несмотря на возраст. Захотелось подойти и обнять. Неужели она его любит. Глубоко. И все странные истории про них – правда?
В груди шевелится чувство, тепло, нежность… к нему. За этим теплым и нежным коварно поднимается ревность.
– Ты любишь Линду?
– Я не хочу это обсуждать, – очень спокойно, но твердо отвечает Руслан.
– А Алису?
Он не понимает.
– Причем тут Алиса? И Линда?
– От Линды у тебя дети. Да и к Ричарду ты явно не равнодушен. Она ведь так назовет ребенка. Алису ты любишь, заботишься о ней, волнуешься, даже больше чем за меня.
В словах провокация, и в голосе. Руслан смотрит спокойно, думает, что ответить. И ничего не отвечает.
– Почему ты молчишь?
– Думай, как хочешь.
– Я хочу, чтобы ты объяснил!
– А я буду как Миша, он вот никому ничего не объясняет; молчит и всё.
– Думаешь, кто-то сможет жить с человеком который ничего не объясняет, молчит и все? Как с таким жить?
– Я же живу.
Она смотрит снова, долго, внимательно, потом говорит:
– Я не могу тебя понять.
– А ты хотела хоть раз меня понять? – спрашивает он. – Не требовать объяснений, а понять?
– Ты обиделся?
– С чего ты взяла?
– Голос странный, раньше ты не говорил таким тоном, – тихо отвечает она, глядя за его спокойствие, внешнее спокойствие.
– Может, – соглашается Руслан. – Но не переживай, это из прошлой жизни; я с этим разберусь.
– С чем?
– С обидами.
Руслан молчит, за окном слышно ветер. Грустно. И Руслан был грустный, очень глубоко внутри.
– Тебя любил кто-нибудь? – спрашивает Рита.
Он подумал немного и отвечает:
– Да.
– Кто?
– Мама с папой, друзья, дети.
– А Линда?
