Анатолий открыл глаза, перед ним была серая бетонная стена. Было не так уж холодно, градусов двадцать, но влажный после дождя воздух пронизывал одежду насквозь, добираясь до самых костей. Его вдруг передернуло, и он поежился, чувствуя, как мышцы сжимают тело против его воли. Капюшон закрывал большую часть обзора, видно было только ту самую серую бетонную стену, на которую он облокачивался плечом и головой, и костер справа на полу, который уже догорал. Нужно бы подкинуть дров, но они сожгли все, что могло гореть. Вчера они забрались в этот полуразрушенный дом, когда ливень только начинался, в надежде укрыться от холода. Ни света, ни газа тут не было, да и быть не могло, им оставалось только разжечь костер. На растопку пошли деревянные стулья, какие-то старые пластиковые игрушки, да старые парафиновые свечи.
Толик разлепил рот и пожевал губами, чувствуя, как они нехотя отлипли и теперь источали неприятный запах нечищеных зубов. Само собой, он не собирался сейчас умываться или чистить зубы, эта мысль даже не пришла ему в голову. Он достал фляжку, сделал маленький глоток чего-то обжигающе крепкого, если он правильно прочитал этикетку, это был виски. Перед тем как проглотить, он тщательно прополоскал рот. Прислушиваясь к тому, как тихонько потрескивает огонь и шумит дождь за окном, он медленно распрямил затекшие ноги и потянул руки. Спать было неудобно и тело затекло, но по крайней мере он сегодня проснулся. На запястье болтался огромный, размером с ладонь, терминал жизнеобеспечения, хотя все называли его просто терминал.
Говорят, что раньше, когда существовала спутниковая сеть, при помощи такого терминала можно было найти все, что угодно, получить ответ на любой вопрос. Теперь же это были просто часы да компас. Их придумали для военных, и они должны были содержать аптечку и стимуляторы, о чем свидетельствовали странные отверстия для игл на нижней части. Многие носили терминал, это была такая же часть одежды, как куртка, а быть может даже важнее. Толик смотрел, как раз в секунду мигает двоеточие между часами и минутами и медленно просыпался. В голове метались обрывки каких-то мыслей вчерашнего дня. Нужно было чем-то заняться, нельзя больше так просто сидеть и ничего не делать.
Анатолий встал, затем несколько раз присел, дабы разогнать морок, и вытащил пистолет из кобуры. Сбоку светились заветная девятка, говоря о полном магазине. Пистолет стрелял мелкими металлическими шариками, это был самый обычный рэйл. Принцип его работы изобрели еще в середине двадцатого века и долгое время чертежи пылились на полках архивов за неимением компактного источника энергии. А вот, когда изобрели термоядерные батарейки, которые были практически бесконечны по сравнению с тем, что было до этого, все старые изобретения заиграли новыми красками. Пистолет был легким и компактным, при том, что спокойно пробивал кирпичную стену.
Толик снял пистолет с предохранителя, услышал знакомый высокочастотный свист, говорящий о том, что все работает как прежде, и вернул предохранитель на место. Из соседней комнаты доносились шорохи, должно быть это был кто-то из его товарищей. Они повстречались случайно где-то в городских кварталах и чуть было не перестреляли друг друга при первой встрече. Нельзя было сказать, что они его закадычные друзья, скорее им просто было легче выживать вместе, чем поодиночке. С Женей он встретился года три назад, тогда было все проще, чем сейчас. А Дина они вместе вытащили из перестрелки в прошлом году, он засел в доме и отстреливался от банды из трех человек. Женя с Толиком разумно решили, что, если они пристрелят Дина, потом им придется отстреливать и этих троих. Логичней было начать с троих, тем более с тылу, уложив троицу, они предложили Дину мир, и тот на удивление согласился.
Толик поднял с пола легкий, практически пустой рюкзак из тонкого брезента и, мягко шагая, отправился в комнату, из которой недавно доносился звук. Никто из его знакомых, да и он сам, не помнил с чего началась эта разруха, все это произошло еще до их рождения. Не было никаких бомбардировок или войн, глобальных эпидемий или катаклизмов, во всяком случае не больше, чем обычно. Просто мир почему-то вдруг стал портиться, гнить, словно кусок великолепно приготовленного мяса. Сначала немного изменился цвет, затем пропали огни и яркая одежда, остались только рекламные вывески, возможно даже чересчур яркие. Затем появился неприятный запах, мусор и помои начали накапливаться повсеместно, никто не хотел работать за копейки на свалках или уборщиками, эта роль оказалась вакантна. На последней стадии мясо должно начать покрываться плесенью снаружи, также произошло и с миром.
Весь мир покрылся плесенью, люди начали чураться друг друга, политики старались как-то сдерживать беспорядки, но ничего хорошего не получилось. Первые выстрелы прозвучали в Европе, именно там перестреляли всю верхушку в течение месяца, а затем волна анархии захлестнула и другие страны. Это было самое начало Великой Разрухи. Лишенные всякого управления заводы и фабрики останавливались, люди брали оружие в руки и старались защитить себя от мародеров и разных банд. В итоге все перемешалось и теперь уже было непонятно, кто есть кто. Человек с оружием в магазине кто? Быть может, он старается прокормить семью или это мародер, что решил поживиться, воспользовавшись правом сильного?
Вот и он, Анатолий, кто он? Сколько он себя помнил, он всегда пытался выжить. Каждый день боролся за жизнь, отстреливаясь от тех, кто пытался убить его, вечно в поисках еды, оружия и ночлега. Телевидения больше нет, как и интернета, даже радиостанции, появляющиеся то тут, то там, работают несколько дней и исчезают. Никто не знает, что происходит в мире или хотя бы в другой части города. Когда погода начала меняться, никто не мог рассказать, почему так случилось. С тех пор зимы больше не было, впрочем, как не было больше и лета. На улице теперь стоит вечная осень, дождливая и пасмурная, с порывистым ветром, но всегда без снега. Деревья тоже не понимают, что происходит, иногда можно встретить свежие побеги на одном дереве и осыпающуюся листву на другом. Быть может, где-то произошла ядерная катастрофа, а быть может и нет. Все это было сейчас не так важно по сравнению с тем, что он, Анатолий, будет сегодня есть. Сейчас в его рюкзаке лежал, аккуратно завернутый в полиэтиленовую пленку, сэндвич – он нашел его вчера на заброшенной заправке. Эти сэндвичи были насквозь искусственными и практически бессмертными. Кому какое дело, что будет через месяц или год, если тебе сейчас нечего есть? Все привыкли думать только о сегодняшнем дне.
