Лес был густым, мрачноватым, наполненным жизнью и разными звуками, трелями, шорохами, вздохами. Он как будто жил своей мудрой, глубокой, насыщенной жизнью. Сквозь пышные кроны изредка пробивались солнечные лучи, принося блаженное тепло, но чаще хижина была поглощена прохладной тенью. В нескольких минутах ходьбы от хижины скрывалась земляничная поляна с россыпью красноватых ягод, она всегда была залита лучами, над зеленой травой кружили бабочки и мошки, стрекотали кузнечики, но отец всегда запрещал Дину бывать на этой поляне в дневном свете, лишь ночью, с дрожащим лучом тусклого фонаря, чтобы быстро оборвать сочные ягоды и снова укрыться в безопасной хижине. Дин жил с отцом в этом лесу сколько себя помнил. Отец всегда был рядом, учил ставить ловушки на мелких зверюшек, капканы на крупную дичь, учил отличать хорошие травы и грибы от ядовитых, рассказывал легенды о жизни в Большом Городе, о метро, телефонах, интернете и прочих благах цивилизации, которых Дин не помнил и даже толком вообразить не мог. Но часто перед сном забирался к отцу на софу когда был маленьким и расспрашивал о поездах, водопроводе, компьютере, с упоением сохраняя в памяти мельчайшие детали.
Хижина была крепкая, бревенчатая, с двумя маленькими окошечками, почти не пропускавшим свет и покрытой дермантином крышей, подтекавшей в сезон дождей. Тканевая ширма визуально делила хижину на две части – кухню с самодельным столом в окружении двух пеньков-стульев и спальню с двумя ржавыми скрипучими кроватями на тонких ножках. На стене висело молчавшее уже тринадцать лет радио, ручку которого отец изредка подкручивал и прислушивался к гудящему шуму антенны. Дин постоянно спрашивал отца ЧТО он хочет услышать в этом шуме, если за столько лет там ни разу ничего не прозвучало, отец лишь грустно пожимал плечами и уходил на охоту. Кухню согревала небольшая печурка, отапливаемая по-черному, поэтому в моменты приготовления еды в хижине было дымно и дышалось с трудом. Готовили в основном мясо, изредка уху из рыбы, выловленной в грязной речушке в нескольких километрах от хижины, в суровые зимние дни открывали консервы в жестяных банках, запас которых довольно быстро оскудел. Примерно два раза в год отец уходил к окраинам Большого Города на заработки. Там он проводил около месяца, иногда больше. Возвращался уставший, злой, с запасами одежды, батареек и консервов. Дин часто рвался в Город, но отец был непреклонен. До окраин Города идти было около пяти дней через болото и бурелом, и отец говорил, что Дин еще мал для таких походов, но в качестве утешения иногда приносил книжки с красивыми картинками и сладости. Их-то Дин любил больше всего! Какие-то три конфеты могли сделать его жизнь гораздо приятнее, он долго растягивал удовольствие, откусывая по маленькому кусочку, а потом в старой жестяной коробочке хранил фантики. Для Дина они были частью сокровищницы – в коробочке помимо фантиков лежали осколки цветных стеклышек, найденных на земляничной поляне, брелок в форме черепахи с оторванной лапой, раздобытый в одной из секретных вылазок в сторону Города, старая карта мира, сложенная во много раз, и маленький крестик с облупившейся позолотой. Этот крестик был самым дорогим сокровищем Дина, единственным, что осталось из прошлой жизни, о которой он не помнил. Носить его на шее Дин боялся после того, как потерял его в лесу и несколько дней не мог найти, лишь чудом увидел его под сосной и с тех пор спрятал в коробочку, изредка доставая и рассматривая, пытаясь разбудить в себе воспоминания о прошлом, но увы…
Дин лежал под большой раскидистой сосной в самодельном гамаке, сплетенном из обрывков старой заношенной и уже непригодной одежды. Он размышлял, что буквально через несколько недель ему исполнится шестнадцать лет, и каждый год в этот день 16 июня отец вручал ему символический, чаще нужный для жизни в лесу подарок. В прошлом году подарил складной нож с резной ручкой, пару лет назад книжку о диких животных с загадочным названием «Биология». Отец объяснил, что это наука о животном и растительном мире, что раньше люди изучали и записывали важные сведения о природе, сейчас возможно так тоже делают, он не знал, потому что сбежал из города за день до КАТАСТРОФЫ. Тогда многие пытались сбежать, но города окружили колючей проволокой под высоким напряжением и практически не оставили людям выбора. Конечно, власти говорили, что выбор есть, что все желающие могут избежать ОЧИСТКИ, но это были лишь слова, на деле ОЧИСТКЕ ПОДВЕРГЛИСЬ все, а всех сопротивляющихся отлавливали и насильно делали укол с очищающим вирусом.
– Дин! Ты набрал воды? – раздался зычный голос отца со стороны маленького огородика за хижиной.
– Уже бегу! – Дин привычным движением выскочил из гамака, подхватил поржавевшее ведро и помчался к источнику. От этого маленького бьющего родниковой водой ключика практически зависела их жизнь, в засушливые дни приходилось особенно тяжко, зато в сезон дождей воды скапливалось вдоволь. Дин быстро домчался до холма, за которым скрывался источник, достал из тайника маленький ковшик без ручки и принялся старательно зачерпывать воду, следя, чтобы трава и песок не попадали в ведро. На душе было легко и безмятежно, сквозь кроны пробивались теплые лучи, ледяная ключевая вода приятно остужала ладони, Дин зачерпнул последний ковш, вдоволь напился и отнес ведро в хижину. К вечеру отец заварит вкусный чай из трав, достанет засушенные ягоды, они посидят вдвоем с чашками дымящейся жидкости, обжигающей руки, поговорят о чем-то незначительном, или просто помолчат рядом, так и день пройдет.
Сквозь маленькое окошко хижины Дин посмотрел на отца. За те тринадцать лет, что они живут в лесу, тот почти не изменился, лишь узкие морщинки разрастались в уголках глаз и седела редкая щетина. Отцу было уже за сорок, но о своем дне рождения он никогда не упоминал, как и о тех, кто остался в Городе из его семьи, если вообще остался. Как-то Дин пытался спрашивать, но наткнулся на глухую стену тайны, которую ему тогда было не постичь, и не стал настаивать. Он знал, что до КАТАСТРОФЫ отец был простым рабочим на фабрике, у него был большой дом, семья, но 16 июня тринадцать лет назад все рухнуло.
Вечерело, в печке танцевал язычок пламени, Дин привычно устроился на пеньке с горячим чаем, отец сел напротив и как-то задумчиво на него посмотрел.
– Что случилось? – настороженно спросил Дин.
– Предчувствие какое-то нехорошее. – пожав плечами сказал отец. – Не думай об этом, может просто старость подступает.
– Прошу, расскажи. Я пойму, я же уже взрослый! – упрямился Дин, хотя знал, что чаще всего отец отмолчится на любой вопрос если не хочет его обсуждать.
