Весна в самом разгаре, день дураков позади, а на дорогах кругом ручьи и грязь. За сутки мы успеваем помыть около сотни машин, в это время года наша автомойка пользуется особой популярностью. Благодаря выгодному расположению в центре Москвы, по соседству с Белорусским вокзалом, без работы мы не бываем. Полная мойка, не полная мойка, мойка экспресс, мойка люкс, мойка премиум, чистка ковров, чистка стекол и далее по списку из семидесяти позиций. Одним словом, мы чистим и моем абсолютно все и всех, если надо! Я работаю тут недавно, всего лишь несколько месяцев, начиная с осени, но уже успел стать частью большой семьи, в которую входили мы – автомойщики, механики из соседнего салона и, конечно же, наш босс – Горелов Михаил Викторович. Все его звали просто «Горелый», но только когда его не было рядом, ведь месяц назад он за это даже уволил Витьку механика, который давно уже его доставал.
– Все будет сделано, Горелый! – как то между делом сказал Витька, а Михаил Викторович ему все и припомнил тут.
Понятное дело, что Витька просто забылся, но Михаил Викторович был неумолим. Решил наконец-то удалить зуб, который так давно не давал ему покоя. Витька сам, конечно, виноват со своими шутками и приколами, вот и доигрался. Михаил Викторович под старость лет нервным стал, да к тому же, с такими работниками как мы, всегда нужно держать ухо востро. Думаю потом они оба и Витька, и Горелый, жалели о том, что сделали, только сделанного не воротишь. Витьку уволили, но мы не сильно расстроились. Дело то привычное. Кто-то уходил от нас, а кто-то приходил. После того случая мы целую неделю Горелого так не называли, но потом все встало на круги своя. Снова появились шутки и громкий смех на автомойке.
Михаилу Викторовичу было около пятидесяти лет. Он был невысокого роста, голова круглая, словно шар правильной формы, светлые волосы с большой залысиной на макушке, нос картошкой, под которым уютно разместились пышные седоватые усы, глаза маленькие, и трудно было разобрать их цвет, кто-то говорил, что они светло-голубые, а кто-то, что серые. Телосложения он коренастого, сказывалось военное прошлое, правда, в последние годы стало появляться пивное брюхо. Цвет его кожи смуглый, причем круглый год, что смотрелось довольно необычно, учитывая, что он уже начинал седеть. Именно поэтому прозвище «Горелый» подходило ему как нельзя лучше. По характеру он мужик хороший, только иногда очень уж строгий, неизвестно какое звание он имел в армии, но вел себя так, как будто был там полковником или генералом. Тем не менее, все его очень любили, он и выпить вместе мог, да и о жизни поговорить всегда за, очень простой по натуре. Семьи у него не было, поэтому он целыми днями находился на работе, даже комнатку себе оборудовал на втором этаже автомойки. Говорил, что так удобнее из работы не выключаться, да и центр города рядом. Свою же квартиру он выгодно сдавал в аренду, обычное дело для москвича, пусть и не родившегося в Москве.
Мое первое впечатление от Горелого было не из приятных. Когда я только пришел устраиваться на работу, он очень долго с важным видом осматривал меня, потом задавал разные вопросы, интересовался, откуда я родом и что меня привело в столицу. В общем, он устроил мне целый допрос, но в итоге взял на испытательный срок. Всю зиму я был под его строгим надзором, но желания сменить работу у меня не возникало. Странно, но мне быстро понравилась вся эта дружеская атмосфера, которая была в автомойке. Никто из нас, включая даже самого Михаила Викторовича, не был коренным москвичом, мы все были приезжими и это нас объединяло. Каждый год миллионы людей приезжают в Москву, чтобы воплотить мечту в жизнь, но они не замечают миллионы людей, которые уезжают из нее с разбитым сердцем. У первых глаза блестят от ярких огней, у вторых блестят от горьких слез. У первых голова идёт кругом от возможностей, вторых тошнит от лжи и фальши. Первые ещё верят в чудо, вторые уже знают, что чудес не бывает. В то беззаботное время на автомойке, я еще верил в чудеса, потому что стал их свидетелем.
Несмотря на свою строгость к рабочим, Михаил Викторович очень жалостливо относился к животным. Зимой он кошку с улицы приволок, но через два дня она убежала, так как кошки, они же воду не любят, а у нас круглый год мокро. Так он позже пса притащил, худой бедный, видно не первый год на улице. Хотя в Москве, а тем более в центральном округе, их отлавливают и усыпляют, но небольшие стаи все равно встретить можно, особенно под мостами и на вечных стройках города. Пса Михаил Викторович откормил, на ноги поставил, он у нас даже вроде охраны был. К нему все работники привязались, но некоторые наши клиенты стали выражать свое недовольство, а всему виной был собачий лай. Деваться было некуда, и его один из механиков на дачу к себе забрал, больше мы его и не видели. А тут на днях я узнал, что Сашку, который вместе со мной в паре работает, как раз таки, Горелый и притащил, как пса, прямо с улицы. Говорят, что тот почти без одежды бегал и милостыню собирал. Родителей у Сашки не было, поэтому он в детдоме рос, но оттуда сбежал, так как жизнь там далеко не сахар. Сбежал и отправился в столицу. Михаил Викторович еще удивлялся, как ему так долго удавалось полиции на глаза не попадаться, ведь с такими бродягами, как он, тут разговор короткий.
Сашку, в конечном итоге Михаил Викторович на автомойку пристроил. Сначала стекла мыть, а потом уже и все остальное. С тех пор уже лет десять прошло, а Сашка все тут работает, привык он, да и куда он пойдет, ни образования, ничего другого за душой. Так еще у него болезнь одна была. Нет, он не дурак был, хотя школы никогда не посещал, но читать и писать умел, видимо еще в детдоме научился. Его недуг заключался в том, что он говорить не мог, то есть слышать, слышал, все понимал, а сказать ничего не мог. Видимо на психологическом уровне, что-то стряслось еще в детстве, кто его знает. Вот он тихо и мирно работал на автомойке у Горелого и снимал маленькую комнатку в бывшем общежитии в Коньково, центральной части ЮЗАО.
Когда я только устроился на работу, мы с Сашкой еще не были знакомы. Я обиделся, помню на то, что он не разговаривает со мной и не помогает мне советами как новичку, ведь по слухам Сашка был самый опытный из всех работников. Но вот однажды, когда у нас обед был, мы все сидели, а Сашка вдруг встал из-за стола и, как бы, что-то сказать хочет, но не получается, только звуки одни, я даже испугался, а он достал из кармана блокнот, перевернул страницу и карандашом написал: «Хлеба».
