Юрика зажало на железнодорожном переезде – плетущийся впереди трактор заглох и телегой, покренившейся под тяжестью небрежно уложенных брёвен и раздавшуюся в бортах, загромоздил и проезд и обзор.
Поджимающие сзади машины уже напирали на Юрика и нервно сигналили, торопили.
И он тоже погудел с протяжкой, подталкивая трактор нервами, и, вытягивая шею, вгляделся в раннюю зимнюю темноту.
Тракторист спрыгнул ватными ногами на дорогу, пошатываясь и уклоняясь от снежного ветра, разжёг потухшую сигаретку и громко заспорил с водителем легковушки со встречной полосы, который остановился, боясь проехать мимо скосившейся перегруженной телеги.
Юрик отстегнул ремень и повернулся к двери, чтобы открыть её и послушать, чем от обвинений отпирается тракторист. Но не успел – слева от себя он увидел мчащийся прямо в него локомотив с мощным прожектором на «лбу», показавшийся Юрику в тот момент глазом, лично на него глядящим из Преисподней.
– Господи, спаси и сохрани! – только и вырвалось у него перед смертью.
Юрик никогда не чаял смерти с боязнью, полагая нужное нужным, раз оно есть. Но приметил для себя и взял за правило, что за рулем нельзя материться: кто знает, не станут ли твои слова последними. Хорошо, если это будут слова молитвы, а не матная ругань. С матерщиной на последнем выдохе точно в ад затарахтишь, как тот разбойник, что висел слева от Христа.
Смерть, гудя и выжигая пространство светом прожектора, все же не справилась с Юриком или с его молитвой на последнем выдохе: будто управляемый извне или вовсе вляпавшийся в вязкую параллельную реальность, Юрик медленно, даже неторопливо, открыл дверь, легко выскочил из машины и невесомо ринулся в сторону телеги, тоже замедленно, почти шагом.
За его спиной с грохотом столкновения машину смяло, как пустую банку из-под кильки, и поездные тормозные колодки с истеричным безжалостным воплем запустили в темноту предсмертные фейерверки искр.
Но смерти почти не случилось.
Когда разум осознал окружающее безопасным, время влилось в обыкновенный свой ход, ускорилось, окрашивая реальность вокруг в привычные тона, Юрик пришёл в себя – дрожащий, удивленный и… другой. Видно, смерть легла только на часть Юрика, ибо прежнего Юрь Юрича Степанова больше не существовало. Теперь это был кто-то другой.
***
Санёк никогда не водил машин и не любил их особо. К своим двадцати шести он не имел прав, порулить у приятелей не просился и в марках автомобилей не разбирался. Но теперь, уж так прилагались к его уму помыслы, решил он купить авто.
– Вот я и пришёл к тебе, – Санёк взглянул на стеллаж во всю гаражную стену, высмотрел самую чистую его стойку и оперся о неё своим тощим плечом. – Думаю, какую машину лучше прикупить. Ну… Сам-то я не разбираюсь, а ты…
Юрик хмыкнул, улыбнулся косо и почесал мясистый, выбритый налысо затылок.
– А куда ты ездишь? – удивился он, хотя и с хитрецой в хриплом голосе, чем насторожил Санька.
– Ну… – Санёк задумался, поглаживая прозрачную бороденку. – На работу, в церковь, в магазин… Ну… на рыбалку.
Юрик вздохнул, стащил промасленные перчатки, бросил их на заваленный железным «фаршем» верстак и кивнул лицом на белую стену, на которой висел автомобильный руль.
– Ты какую, «безгрешную» хочешь или как? – он улыбнулся, почти не улыбаясь, и грузно уселся на пассажирское сиденье своей машины, ногами наружу, отчего сам он стал казаться не таким уж и большим, а его выпирающий живот, наоборот, круглым и толстым больше обыкновенного. – Оно ведь…
